В этом году герой моего повествования, мой сын, стал пенсионером. А в те далекие военные годы был он кудрявый первоклассник (почему подчеркиваю, что кудрявый, будет ясно в конце).
Рос он спокойным и послушным. Видела я своих сыновей бодрствующими только по выходным, уходила на работу – спали. Так мы все работали.
Тогда еще была такая, ныне вымершая профессия – домработница. Была и у меня преданная, вырастившая моих детей бабушка – Мария Дмитриевна. И вот однажды звонит она мне на работу и с дрожью в голосе говорит, что сына выгнали из класса, и учительница говорит, что пока не извинится перед Витей, пусть в школу не ходит. Зову сына: что случилось? А он: “Я не виноват и извиняться не буду”. В 10 вечера прихожу с работы, бужу своего негодника, а он, заспанный, твердит одно: “Я не виноват”.
Учительницу я знала давно. У нее кончал 4-й класс мой старший сын. Ребят моих она всегда хвалила – и вдруг…
Жила учительница в нашем доме, и я пошла к ней, извинилась за поздний визит: утром, до работы, не успевала. Порядки были строгие: опоздаешь на 21 минуту – отдают под суд.
И рассказывает Наталья Григорьевна: оказывается, ударил сын этого Витю, и отступать она не может, пусть извинится.
Утром разбудила сына, а он свое: “Не виноват”.
Так и ушла на работу, не зная, что делать.
Но придумала.
В обеденный перерыв пошла на телеграф и даю ему телеграмму: “Немедленно извинись, имею на фронте большие неприятности. Папа”. Странный текст вызвал у телеграфистки сомнение, пришлось объяснять. Предупредила и бабушку.
Звонит мне “нарушитель спокойствия”: “Мама! Они, гады уже отцу на фронт сообщили”.
Я ему: “Какой ужас! Так-то ты фронту помогаешь?.. У папы могут ордена отобрать за то, что плохо воспитал сына”.
Согласился извиниться, но только чтобы я пошла с ним.
Пришлось писать заявление начальству, чтобы разрешили опоздать утром на два часа – такие были порядки.
Идем в школу, а он “выдает”, что не будет извиняться перед всем классом, пусть выходит в коридор. Еле уговорила.
Входим в класс, и сын заявляет: “Ладно, извиняюсь, но если он еще раз назовет меня девчонкой (это за кудри), я ему еще не так врежу”.
Телеграмма эта, пожелтевшая и хрупкая, – наша семейная реликвия. Иногда показываю ее сыну моего сына – смеемся! А сын говорит: “Ну и купила ты меня тогда, мама!”
Отец – после моего письма – поблагодарил сына за то, что спас его от неприятностей. Это письмо – тоже реликвия.
Р.ВАСИЛЬЕВА.
