9 января композитору Эдуарду КОЛМАНОВСКОМУ исполнилось бы 75. Его жизнь оборвалась три с половиной года назад.
Своими воспоминаниями о композиторе делится с нашими читателями артист Владимир ТРОШИН.
Я люблю тебя, жизнь
Что само по себе и не ново…
Трудно представить себе нашего соотечественника, которому ничего не сказали бы эти ясные, чеканные строки, эта пульсирующая, полная внутренней энергии мелодия.
Песня живет пятый десяток лет – редкая судьба. И убедительное свидетельство непреходящего значения подлинного в искусстве, тот самый случай, когда время рассудило и расставило все по своим местам.
Эту песню знают сегодня; но она остается как бы визитной карточкой, опознавательным знаком шестидесятых годов – лучшего, что было в них.
Сочинить даже одну песню, которая выражала бы время, которая стала бы узнаваемой – удача для композитора. Эдуардом Колмановским написаны и другие: “Хотят ли русские войны”, “Вальс о вальсе”, “Алеша”, “За окошком свету мало”, “Бежит река”… А еще “Тишина”, “Перекресток”, “В нашем городе дождь”, “Люди в белых халатах”. И еще “Работаю волшебником”, “Я улыбаюсь тебе”, “Все еще впереди”… Я спел почти все из перечисленных песен и множество других. Часто он мне поручал первое исполнение своих произведений. Но сейчас мне хочется рассказать о самой первой нашей встрече – той, без которой, может быть, вся моя судьба сложилась бы иначе.
Я работал в Московском Художественном театре, считал его лучшим театром мира и не помышлял о карьере певца – хотя в ряде спектаклей мне приходилось петь. В начале 50-х годов худсовет МХАТа принял решение: поставить спектакль специально для молодых актеров. Остановились на “Двенадцатой ночи” Шекспира.
Музыку заказали тоже совсем молодому композитору. Поначалу с ним даже не заключили договора – предложили написать несколько номеров “для пробы”.
На прослушивании был лишь худсовет; однако результат, как это обычно бывает в театре, тут же стал известен труппе.
Эдик был не только замечательным композитором, он был умен, тонок, часто неожидан; его отличало редкое чувство юмора. Естественно, он страшно волновался, представ пред очи худсовета. Но от его внимания не ускользнул ряд забавных подробностей, о которых он потом весело рассказывал друзьям. Его поразило, например, явление Тарасовой – прославленная актриса была в тот период еще и директором театра. Алла Константиновна, войдя в репетиционный зал, величественно прошествовала к приглянувшемуся ей креслу – и оказалась в противоположном от рояля углу. Но если это и привело кого-то в замешательство, то только молодого композитора. И то ненадолго: спустя мгновение по чьему-то знаку рояль был передвинут в удобную для Тарасовой позицию.
Да, наши старики были не без слабостей, особенно когда дело близилось к закату. Но настоящее ценить умели. Музыку они приняли на “ура”, а композитор был тут же приближен к театру.
Я в этом спектакле играл шута Фесто, для которого было написано несколько музыкальных номеров. Одна из песен надолго стала моей верной спутницей:
Поздно ночью мы вдвоем
Грезим и поем,
Только каждый, только каждый о своем…
Спектакль имел шумный успех – и не только у публики. Для нас, исполнителей, это тоже всякий раз был праздник, мы были влюблены в каждую сцену, наслаждались каждым эпизодом, и наше настроение транслировалось в зал…
Вскоре после премьеры Колмановский попросил меня показать песни из спектакля его коллегам – была у них такая традиция играть друг другу свои сочинения. Я не сразу решился: одно дело петь в образе, другое – выйти на эстраду. Но в конце концов это состоялось, что послужило началом моего знакомства с другими композиторами – и с другими песнями. Уже в тот вечер я получил ряд интересных предложений. Оглядываясь назад, не перестаю удивляться: сколько неповторимых мелодий рождалось в те годы!
Я рад, что мое формирование как эстрадного певца происходило под постоянным влиянием Колмановского. Он даже нотам меня учил – ведь у меня нет музыкального образования.
Мы дружили 40 лет. И даже сейчас, когда его нет с нами, мой репертуар продолжает пополняться его песнями, созданными в самое последнее время. Пожалуй, особенно разбередила мое сердце песня на стихи тоже уже ушедшего от нас Матусовского. Она названа по первой строчке:
Проведи же со мной этот вечер,
Устаревшая песня моя…
Произведение это трогает меня и грустной иронией, и ностальгией по нашей музыкальной молодости, и своей мелодией, которая, уверен, запомнится слушателям после первого же знакомства.
Недавно по телевизионному каналу “Культура” прошла небольшая передача, посвященная Эдуарду Колмановскому. Она напомнила зрителям о некоторых из его замечательных песен. А я до сих пор нахожусь под впечатлением одного ее эпизода.
Москва, Пушкинская площадь, наше время. Тусклый декабрьский вечер. Люди спешат по делам – лица сумрачны и усталы. Но вот автор передачи, держа в руках микрофон, обращается к одному из прохожих, затем к другому, к третьему:
– Знакомо ли вам имя “Эдуард Колмановский”? Помните ли какую-нибудь из его песен?
И люди останавливаются, забывая о делах, лица светлеют. И над заснеженной Москвой вначале робко, а затем все живее и увереннее звучат знакомые мне до боли мелодии. Поют и наши с композитором сверстники, и ровесники наших детей, и те, у кого в буквальном смысле “все еще впереди”.
Какая несправедливость, что этих кадров никогда не увидит композитор Эдуард Колмановский. Мой дорогой друг Эдик.
Фото А.СТЕПАНОВА из семейного архива композитора.
