АДЖАРСКИЙ ЛЕВ

В России – Долгорукие, Волконские, Трубецкие, Шереметевы. В Грузии – Багратиони, Абашидзе, Орбелиани, Бараташвили…

Чтобы убедиться, сколь много сделали для своей страны представители славного княжеского рода Абашидзе, корни генеалогического дерева которого уходят в глубь веков, достаточно заглянуть в энциклопедию Грузии или, скажем, в монографию О.Соселия “Феодалы западной Грузии”.

Председатель Верховного Совета Аджарии Аслан Абашидзе – потомок доблестной фамилии…

БЛАГОРОДНЫЙ АСЛАН

– Несколько месяцев назад «Новый Взгляд» опубликовал интервью с тогдашним претендентом на пост президента Калмыкии Кирсаном Илюмжиновым. Беседа называлась “Калмыцкий тигр”. Если продолжить аналогию, то с каким животным вы, Аслан Ибрагимович, сравнили бы себя?

– Вы знаете, мне не нужно ничего придумывать, поскольку мое имя в буквальном переводе означает Лев. Асланом меня назвали в честь младшего брата моего деда, первого грузинского генерала Асланбека Абашидзе. Он действительно был похож на льва, чего обо мне, честно говоря, не скажешь. По крайней мере о внешности. Может быть, только характер. Впрочем, у всех Абашидзе львиный нрав. Чтобы исключить недосказанность, сразу уточню: я не считаю льва агрессивным животным, в первую очередь отмечая его благородство. Недаром льва называют царем зверей.

И мы – Абашидзе – благородного рода.

– Пожалуйста, чуть подробнее об этом.

– Я принадлежу к той ветви Абашидзе, которые пошли из Имеретии. В 1463 году имеретинскому царю отошел во владение Аджарский край, и он назначил тамошним правителем князя Кахабера Абашидзе, который и создал новое независимое княжество. Кахабер и стал родоначальником аджарской ветви нашего рода. Более пяти веков старшие мужчины нашей семьи управляли благословенной аджарской землей.

Надеюсь, вы не сочтете, что я бравирую, кичусь голубой кровью, подчеркиваю свое дворянское происхождение. Хотя безусловную гордость за принадлежность к этой славной фамилии я испытываю. В Грузии любому известно, как много сделали Абашидзе для нашей родины. Достаточно перелистать страницы истории. Что же касается прошлого Аджарии, то без преувеличения можно сказать: летопись семьи Абашидзе – часть ее.

– Если ошибусь, вы меня поправите: ведь нет такой национальности – аджарец?

– Действительно, у нас в паспортах записано: грузин. Аджарцы – это этническая группа, такая же, как, например, мингрелы, имеретинцы, кахетинцы, только более многочисленная. Ведь есть и разные русские – поволжские, сибирские… Как-то один московский корреспондент спросил у меня, имеет ли Аджария территориальные претензии к Грузии? На что я ответил: “Точно такие же, как Рязань или Вологда к Москве. Аджария – составляющая одного целого под названием Грузия”.

– Господство князей Абашидзе в Аджарии прекратилось с приходом Советской власти?

– Нет. Наследственные прерогативы у нашего рода отнял последний турецкий султан, оставив, правда, княжескую пенсию. А с приходом Советской власти наш род значительно поредел.

– Искусственно?

– Конечно. Подавляющее большинство моих родственников было подвергнуто репрессиям. К счастью, всех истребить не удалось. Характерна судьба моего деда Мамеда Абашидзе. Дед был крупным общественным и государственным деятелем, являлся первым председателем аджарского парламента, или, как тогда он назывался, меджлиса. Это было с 1918-го по 1921 год. Позже, когда власть перешла к большевикам, дед даже состоял в ревкоме, но, конечно, не из-за своих политических убеждений. Деда ввели в ревком, учитывая беспрекословный авторитет Мамеда у жителей Аджарии. Это был очень образованный, интеллигентный человек, писатель, публицист, переводчик, знавший семь языков. Именем деда названы улицы в Тбилиси и Батуми, школы.

В 1937 году деда арестовали и после двух месяцев допросов расстреляли. Я видел в Тбилиси дело Мамеда Абашидзе. Это жуткий документ. Деда допрашивали конвейерным методом, три следователя сменяли друг друга. Так продолжалось по нескольку суток. По документам видно, что деда зверски пытали, до потери сознания. Безусловно, никаким врагом народа дед не был. Но это не помешало приговорить его к высшей мере. В 37-м году арестовали всю нашу семью, включая моего отца. Его жена, моя мама, была на втором месяце беременности, когда отца забрали. Дали ему десять лет лагерей, выслали в Сибирь. До 1958 года отцу запрещено было жить в Батуми. И он вынужденно работал в районах – то директором школы, то директором сельского клуба. К нам с мамой в Батуми наведывался тайком.

– А вам лично приходилось скрывать княжеское происхождение?

– Скрывай – не скрывай, все это знали. Нас всегда называли князьями.

ДЕЛО ПРИНЦИПА

– Ну, а в КПСС вы состояли?

– Да. С 1965 года.

– И до?

– Пока секретарь парторганизации не сложил с себя полномочия и не аннулировал наши членские карточки. Было это уже в 1991 году.

– И где сейчас ваш партбилет?

– Это историческая реликвия. Пребывание в КПСС – страница моей биографии, факт, имевший место в жизни. Как же я могу от этого отречься? Поэтому партбилет я храню дома. Я не одобряю тех, кто демонстративно заявлял о своем выходе из партии или привселюдно рвал членские документы. Зачем плевать в собственное прошлое?

Конечно, у меня было критическое отношение к КПСС, оснований для этого имел предостаточно. Вспомнить хотя бы историю нашей семьи. Того же уже называвшегося сегодня Мамеда Абашидзе. Человек все делал ради родины, а его поставили к стенке, и даже личное знакомство со Сталиным или с Берия не помогло.

Все это правда, но поскольку я являюсь истинным патриотом, то и членство в партии я воспринимал как необходимое условие для того, чтобы принести Аджарии максимальную пользу. Зачем кривить душой? Ведь в КПСС состоял весь цвет нации. Думаю, если бы у нас правила монархическая партия, все мы были монархистами.

Поэтому упрекать или как-то ущемлять человека за то, что он состоял в компартии, по-моему, несправедливо. Во всяком случае, при подборе кадров я никогда не руководствуюсь тем, носил ли раньше тот или иной кандидат на руководящую должность партбилет в кармане. Мало того, когда иные деятели начинают подчеркнуто бравировать, заявляя, что они никогда не были в КПСС, у меня возникает желание узнать, почему же их не приняли в партию. Знать, был какой-то грешок, раз доверия не оказали. Оппозиция, диссидентство – удел единиц.

– При коммунистах вы до какого поста дорасти успели?

– Я был министром автономной республики, первым заместителем министра бытового обслуживания населения Грузии, а с 1990 года руководил этой отраслью в республике. Я с такой же отдачей служил родине при коммунистах, как и сегодня.

– Тем не менее Председателем Верховного Совета Аджарии вы стали при Гамсахурдиа, человеке, которого в президентское кресло вознесла волна антикоммунизма… Вы были прежде знакомы со Звиадом Константиновичем?

– До того, как он пришел к власти, – нет. Мне довелось общаться с господином Гамсахурдиа, когда он стал уже президентом. Помню, возникла конфликтная ситуация: решили объединить под одной крышей министерства коммунального хозяйства и бытового обслуживания населения. Я считал, что делать это нецелесообразно, пытался убедить в этом президента. В результате мне удалось доказать, что необходимо создать на базе министерства концерн бытового обслуживания. Тогда и состоялось наше знакомство с президентом. Впрочем, Гамсахурдиа отлично знает историю Грузии, поэтому фамилия Абашидзе ему и до знакомства со мной многое должна была говорить. Его отец, выдающийся писатель Константинэ Гамсахурдиа, был другом моего деда. Гамсахурдиа-старший один из организаторов побега Мамеда Абашидзе из трапезундской тюрьмы. Знал Звиад Гамсахурдиа и других представителей семьи Гамсахурдиа. Не исключаю, что именно поэтому президент именно мне и предложил занять пост главы парламента автономной республики.

Признаться, я всегда выступаю противником того, чтобы занимать какой-либо кабинет, если при этом приходится выдворять оттуда прежнего владельца. Подсиживать другого, плести интриги – не по мне. Я откровенно сказал об этом Гамсахурдиа, но он не стал внимать моим аргументам, заявив, что это вопрос уже решенный. Дело в том, что прежний председатель Верховного Совета Аджарии на каком-то этапе одновременно являлся и первым секретарем обкома Компартии Грузии. Естественно, Гамсахурдиа этого забыть не мог. Я же, повторю, никогда не делил людей по партийному принципу, поэтому и к своему предшественнику на посту председателя не питал негативных чувств, тем более что знал: это добропорядочный человек, хороший работник. Словом, вопреки настоянию Гамсахурдиа я не выставил свою кандидатуру на выборах в парламент и, естественно, не был избран. Но все-таки Гамсахурдиа настоял на своем, и в марте 91-го я был избран главой парламента Аджарии.

– Получается, век спустя князья Абашидзе вновь стали правителями этого края?

– Строго говоря, я не являюсь правителем. Хотя сейчас действительно уделяется большое внимание тому, что потомок древнего рода оказался в руководстве республики. Недавно английские журналисты в Лондоне брали у меня интервью и назвали меня принцем Абашидзе. Меня это, откровенно, очень сконфузило, даже пришлось просить, чтобы меня не “награждали” теми титулами, которых я не имею. Мне чужого не надо.

…Раз уж мы столь подробно говорим на эту тему, позволю себе высказать еще одно соображение. “Голубая кровь”, “дворянская косточка” – безусловно, это не просто звучные словосочетания, все это имеет под собой основания на генетическом уровне. Не случайно ведь, как ни старайся, на дубе не вырастет персик… Корни значат очень многое, из них мы черпаем силу, живительные соки.

– Вынужден задать еще несколько вопросов, связанных с Гамсахурдиа. Вас, Аслан Ибрагимович, можно назвать человеком его команды?

– Я вообще не считаю себя человеком чьей бы то ни было команды. Льву вроде бы по статусу не положено быть под кем-то. Шутка.

А если серьезно, то я прекрасно знаю обязанности и права руководителя парламента и всегда их добросовестно выполнял и выполняю.Я служу людям. Руководители приходят и уходят. Когда-то уйду и я. А народ останется. Не хочу, чтобы в спину меня поминали злым словом.

– Согласен, но вы говорите о высоких материях, а я о прозе. Когда Гамсахурдиа покинул Тбилиси и укрылся в Грозном, он ведь, помнится, обращался за поддержкой к народу Аджарии и даже, кажется, находил сочувствие?

– Прежде чем конкретно ответить на ваш вопрос, я должен сказать,что является для меня фундаментом того конфликта, который разразился в Грузии зимой 91-92 годов. Первопричина трагедии заключалась в том, что был разрушен механизм управления государством. К власти пришла большая группа людей, которые не имели практического опыта управления страной. В своей деятельности они руководствовались благими пожеланиями и стремлением моментально изменить, демонтировать все старое. К сожалению, быстро сказка сказывается, да нескоро дело делается. Необходима длительная, кропотливая и часто очень неблагодарная работа. Увы, терпения, мудрости, опыта не хватило в какой-то момент тем, кто взвалил на себя бремя ответственности за судьбу страны. Желание и рвение – это одно, умение – совсем другое. Думаю, и сегодня никто не станет упрекать Гамсахурдиа в отсутствии любви к своему народу.

У меня неоднократно были разговоры с Гамсахурдиа об уровне профессионализма высших государственных чиновников. Могу сказать, что всегда занимал по этому вопросу, впрочем, как и по всем другим, четкую, принципиальную позицию, что, разумеется, далеко не всегда нравилось всем. Но как говорится, истина дороже… Впрочем, если бы к моим советам вовремя прислушались, возможно, сегодня ситуация в Грузии развивалась бы совсем по другому сценарию.

– Извините, Аслан Ибрагимович, но я пока так и не услышал: обращался ли непосредственно к вам за помощью Гамсахурдиа в трудную минуту?

– Дважды из Грозного он звонил мне. Ни о какой вооруженной поддержке или, к примеру, организации сопротивления, естественно, речи не было. Состоялся обычный разговор о положении дел, конечно, Гамсахурдиа интересовала моя позиция в этом конфликте. Я подтвердил, что считаю главным сохранение гражданского согласия, единства и монолитности Грузии. Никакие политические амбиции не стоят человеческой жизни. Нельзя было допустить продолжения и разрастания братоубийственного конфликта, дальнейшего кровопролития.

– За последние полтора года вы с Гамсахурдиа не встречались?

– Нет. Даже больше не перезванивались.

ГРУЗИИ БЕЗ РОССИИ БУДЕТ ТРУДНО

– А с Эдуардом Шеварднадзе какие отношения у вас сложились? На первом этапе он не относился к вам как к скрытому звиадисту?

– Я вообще считаю порочной практику делить общество на правых и левых, красных и белых.

Что же касается Шеварднадзе, то он знал меня не как звиадиста или коммуниста, а как опытного работника. Достаточно сказать, что старший брат Эдуарда Амвросиевича Иппократ Шеварднадзе, которого я высоко ценил и уважал, был моим непосредственным начальником, когда я работал в системе профессионально-технического образования Грузии.

– Сегодня Эдуард Шеварднадзе должен искать в вас союзника при решении абхазского конфликта. Скажите, насколько сопоставима ситуация в Абхазии с тем, что имеем в Аджарии?

– Проблему Абхазии следует рассматривать в иной плоскости, нежели положение в Аджарии. В Сухуми автономия создавалась чисто на национальной почве. У нас же все совсем иначе.

Я далек от того, чтобы идеализировать обстановку в нашей республике. Порой некоторые представители Тбилиси игнорируют интересы автономии, не считаются с тем, что у нас есть свой парламент, своя конституция, своя исполнительная власть. Безусловно, это вносит определенную напряженность во взаимоотношения между нами и центром.

– Председателем Верховного Совета вас избрали на пять лет. Вы брали какие-то конкретные обязательства?

– Перед народом?

– Конечно.

– Я редко даю обещания, предпочитаю делать конкретные дела. Без ложной скромности могу сказать, что в этот очень тяжелый исторический отрезок нам удалось сделать немало. В первую очередь отмечу, что на фоне всеобщих катаклизмов, бущующих вокруг, мы сумели сохранить гражданское согласие. Мы провели такие реформы, о которых в других местах пока даже еще и не заикаются. Например, жителей пяти районов мы освободили от всех сельскохозяйственных налогов. А жители трех районов Верхней Аджарии не оплачивают даже электроэнергию, которой пользуются в быту.

Мы строим. И довольно много. За полтора года мы возвели в республике сто пять мостов, среди них – крупнейший на сегодняшний день в Грузии. Причем мы сдали его в эксплуатацию тогда, когда на главной улице Тбилиси – проспекте Шота Руставели гремела артиллерийская канонада.

Почему такое внимание именно мостам? После наводнения 91-го года в Аджарии были разрушены 86 мостов. С их восстановлением, сами понимаете, тянуть мы не могли. Кроме того, только за последнее время введены в строй четыре школы и два детсада.

– Есть ли в республике беженцы из Абхазии?

– Через Батуми прошло более двадцати тысяч человек. Несколько тысяч этих несчастных и обездоленных людей и сегодня находятся в Абхазии. Мы делаем все возможное, чтобы хоть как-то облегчить им жизнь.

– Я слышал о ваших планах превратить Аджарию в курортную зону по аналогии с французской Ривьерой. Насколько, по-вашему, это реально, пока в регионе идет война?

– Учитывая наше геополитическое положение, природные условия, сегодня мы могли бы жить совсем по-другому. У нас широкий выход на море, есть значительные порты, связывающие Закавказье с Центральной Азией. Мы предполагаем создать свободную экономическую зону. Объективно у нас есть все предпосылки, чтобы народ зажил хорошо, но политические проблемы пока тормозят решение экономических вопросов.

Скажем, совершенно очевидно, что наша страна создана для туризма, но я вполне отдаю себе отчет, что сегодня в Аджарии практически невозможно создать необходимые условия для солидных туристов из западных стран. Огромные потенциальные возможности фактически не используются. О том же, что нам многое по плечу, свидетельствует хотя бы такой факт: в прошлые спокойные годы за один курортный сезон в Аджарии отдыхали до трех миллионов человек. Это при том, что в тот момент все население республики составляло немногим более трехсот тысяч жителей.

– Аслан Ибрагимович, какие отношения у вас складываются с российским руководством?

– Знаете, был период, когда в республике меня очень жестко критиковали, обвиняя в пророссийских настроениях. Причем доставалось мне не только в прессе, но этот вопрос неоднократно поднимался отдельными депутатами и в парламенте Грузии. Связано это с тем, что аджарское руководство проводит по отношению к Москве иную политику, нежели наши центральные власти. Я глубоко убежден и неоднократно заявлял это: Россия без Грузии проживет, а вот Грузии без России придется трудно. Мы настолько интегрированы политически, духовно, экономически, что разрыв связей между русским и грузинским народами не принесет ничего, кроме вреда. Я сделал все от меня зависящее, чтобы не допустить возникновения в Аджарии антирусских настроений. Ни один выпад в адрес российских военных, членов их семей, ни одна провокация или угроза русским не остаются в республике безнаказанными. Больше того, органы безопасности Аджарии проводили контрмеры, пресекая вылазки тех, кто пытался напасть на воинские гарнизоны с целью овладеть оружием… В это трудно поверить, но в 1991 году мы праздновали 9 мая День Победы. Чтобы вы поняли, о чем речь, сравню это с тем, как если бы сегодня в Москве заявили бы о возобновлении деятельности Политбюро ЦК КПСС… В то время праздновать в Грузии День Победы – это был своеобразный вызов.

Мы и сегодня отмечаем профессиональные праздники военных, пограничников. У нас военные участвуют в голосовании. Добрососедские отношения для нас дороже идеологических шор.Этим же я объясняю и наш подход к построению контактов с Россией.

– Знаю, что вы, Аслан Ибрагимович, являетесь большим поклонником тенниса и даже построили в Батуми прекрасный корт. Не возникала идея пригласить на несколько партий Бориса Ельцина?

– Советник президента России по спорту известный теннисист Шамиль Тарпищев – мой старый и испытанный друг. С его помощью сейчас мы строим семь кортов с искусственным покрытием. В будущем предполагаем проводить у себя международные теннисные турниры. Будем очень рады, если гостем Аджарии станет и Борис Николаевич Ельцин. Возможно, он и на корт заглянет.

Мы планируем организовать и крупные музыкальные фестивали. Первый из них должен состояться уже в августе этого года. Ждем звезд эстрады мировой величины. Если этот опыт окажется удачным, возможно, сделаем фестиваль “Солнечная Аджария” традиционным, ежегодным.

Вероятно, кто-то, прочитав эти строки, упрекнет меня: рядом льется кровь, рвутся мины и снаряды, а он рассуждает о спорте и музыке. Но я возражу: жизнь не прекращается, и если у нас есть возможность хоть как-то ее скрасить, дать людям повод улыбнуться, расслабиться и отдохнуть, такой шанс нельзя упускать. Кроме того, признаюсь, я хочу удержать молодое поколение от втягивания в войну. Пусть лучше музыку слушают, чем берут в руки винтовки и автоматы.

РАНЕНЫЙ ЗВЕРЬ ОПАСЕН

– Я просто обязан спросить вас, Аслан Ибрагимович, о том крайне неприятном эпизоде, с которого началась ваша работа на посту председателя парламента. Я имею в виду совершенное на вас покушение.

– Понимаете, я привык всегда добросовестно относиться к порученному делу. Я сам очень много работаю и от других требую того же. Разумеется, подобное нравится далеко не всем. У меня появляются явные и скрытые недруги, враги. Кроме того, с первых шагов моей деятельности на посту председателя я стал ревностно защищать конституционные основы нашей республики. И это многим пришлось не по нраву.

– Но ведь до того момента, когда в вас стреляли, вы проработали меньше месяца в Батуми. До того вы четыре года трудились в Тбилиси. Неужели, вернувшись в Аджарию, вы так быстро успели стольким насолить?

– Давление на меня началось с первого же дня. Мне стали активно “помогать” решать кадровые вопросы. Пытались запугать, шантажировать, но со мной такие фокусы не проходят. Естественно, я этому прессингу не поддавался. И вот один из обиженных бывший заместитель председателя парламента, вынужденный подать в отставку, не придумал ничего умнее, как пойти на преступление. Я с этим человеком практически не был знаком, общался за все время в сумме не более получаса. Реальных оснований для ненависти ко мне у покушавшегося не имелось. Просто кто-то умело использовал его настроение, вспыльчивость характера и в нужный момент вложил в руки оружие. Я с достаточной степенью убежденности могу предполагать, кто именно планировал теракт. Придет время, и мы назовем всех виновников и действующих лиц этой драмы.

…Дело было около двух часов ночи. В моем кабинете вместе с председателем комитета госбезопасности Аджарии и зампредом Совмина Грузии мы обсуждали план оказания помощи пострадавшим от прогремевшего незадолго перед этим землетрясения. Неожиданно дверь кабинета распахнулась, и на пороге появился человек с автоматом Калашникова. Вместе с нападавшим была и его дочь, вооруженная пистолетом. Первая очередь была дана в сторону председателя КГБ. Тот упал, раненный в ногу. Затем стали стрелять в меня. Потом следствие установит, что в мою сторону выпустили 18 пуль. Две из них все же зацепили меня. Если знать, что пули были со смещенным центром тяжести, то можно считать меня вернувшимся с того света… Я же достаточно легко отделался. Правда, оказались поврежденными несколько артерий на шее и груди, в том числе и сонная.

– Вы долго пролежали в госпитале?

– Я вообще туда не ложился. Ситуация в республике была не та, чтобы по больничным койкам валяться. Я должен был стоять на ногах. Больше того, я ездил по районам, успокаивал людей, которые кипели гневом рассчитаться с террористами.

– А что с нападавшими? Вы отстреливались?

– Да, мы стреляли все трое. Только в девушку не целились…

До покушения у меня была охрана, которую мне выделил господин Гамсахурдиа. Но я отказывался от услуг телохранителей, говоря, что не дело руководителю общаться с народом через спины плечистых ребят. Президент согласился снять меня с охраны, когда я пообещал, что наберу новых телохранителей из числа родственников и сыновей ближайших друзей. Словом, старую охрану распустили, а новую еще не набрали. Организаторы покушения были об этом, вероятно, осведомлены, поскольку момент для теракта подгадали прекрасно. И нападавший погиб очень странно: уже выйдя из кабинета, он был застрелен двумя пулями из необнаруженного оружия. Кто-то заметал следы…

– Говорят, раненый зверь опасен вдвойне…

– В какой-то мере я продемонстрировал, какими последствиями чреваты выпады против меня. Нет, личных счетов я ни с кем не сводил. Но я в тот же вечер разоружил гвардию и все вооруженные формирования и выдворил их из республики.

Правда, и позже были попытки покушений. Один раз, например, около моего дома заложили больше семи кило взрывчатки. Этого заряда хватило бы, чтобы разнести целый квартал. Но напрасно пытаются меня задавить. Скорее я вырву корень зла. Лев я или нет?

– У вас есть личное оружие?

– Пистолет Стечкина. В последний раз я из него стрелял полтора года назад, салютуя открытию самого большого моста, построенного нами. Я вам честно скажу: в детстве я очень любил стрелять, но с некоторых пор я ненавижу оружие. Любое.

– Ваш сын учится в Англии?

– Да, в частном колледже. Георгия мой знакомый лорд пригласил.

– Вы допускаете ситуацию, при которой пост главы Аджарской республики по наследству завещаете сыну?

– Абашидзе приходят всегда, когда трудно. Если в нашем крае все будет хорошо, то вряд ли Георгий окажется в руководстве, ну а в трудную годину… Это наша историческая обязанность – помогать родине.

Андрей ВАНДЕНКО.


Андрей Ванденко

Победитель премии рунета

Оставьте комментарий



««« »»»