Майкл Ждексон любил все русское: русскую музыку, русское искусство, русскую литературу. Но больше всего он любил русских мальчиков – голубоглазых крепышей с соломенными волосами и гладкой белой кожей. У самого Майкла кожа была черная, поэтому он сильно переживал, что русские мальчики его никогда не полюбят.
“Да не переживай ты так! – утешал его папаша, здоровенный негр Джим, изнасиловавший Майкла, когда ему было всего 5 лет. – Русские мальчики совсем не привередливы: они могут любить кого угодно, даже такую обезьяну, как ты. Ведь любили же они хромоногого и одноглазого Пушкина Александра Семьёновича, который был полтора метра сухостоя с цилиндром и на каблуках!”
Майкл, конечно, успокоился немного, хотя никогда не мог простить папаше того, как тот с ним обошелся на заре его сексуальности. Правда, он знал, что такова была и участь маленького Моцарта, и самого Пушкина, и даже Экселя Роуза из “Ганз’н’Роузис”, который теперь вон как глотку дерет! Ничего не поделаешь: за вундеркиндство чаще всего приходится расплачиваться инцестом…
Однажды Майклу как на грех попалась в руки книга русского писателя, близкого друга Александра Семеновича Николая Васильевича Гоголя “Нос”. О том, как у мужика ни с того, ни с сего нос отвалился. Эта страшная история произвела на Майкла такое гнетущее впечатление, что его нос отвалился точно так же, как у Гоголя, который, как известно, был некрофилом и некрасивым, и за это его закопали живьем. Майкл решил, что об этом нельзя никому рассказывать (иначе и его уроют), и сделал себе пластмассовый протез носа, который во время сна, умывания и приема пищи часто отклеивался и терялся. После чтения Гоголя в организме Майкла стали происходить необратимые процессы, выразившиеся в побелении кожи, чему он несказанно обрадовался, решив, что теперь-то уж русские мальчики его полюбят наверняка…
Майкл не любил женщин, потому что у них были груди, бедра и запахи. Однажды, прогуливаясь неподалеку от своей абсолютно скромной виллы, он увидел, что какая-то престарелая баба с дряблой задницей испражняется прямо около декоративной оградки с колючей проволокой, обозначающей границу ждексоновских владений. “Вот факинг булшит поганый!” – сказал про себя добрый Майкл, который никогда в жизни даже мысленно не матерился. Естественно, что в бабе он узнал Лизу Тейлор, кумиршу всей его жизни. “Бедная Лиза” была вовсе не бедной, а наоборот – порядочной стервой-эксгибиционисткой, и испытывала удовольствие, когда кто-то видел, как она испражняется. Она была явно стара для таких проказ, несмотря на все свои пластические операции, и, дабы ликвидировать как-то сложившуюся между ней и Майклом неловкость, предложила ему на ней жениться. Хитрый Майкл сделал вид, что безумно рад такому обороту событий, а про себя подумал: “Ну уж нет, старая! Тебе не удастся сделать из меня зоофила!”
Справедливости ради заметим, что только любовь к женщинам Майкл считал извращением. Что касается всей прочей живности, то зверушек всех видов и типов, всех мастей и пород от мала до велика он любил почти так же, как русских мальчиков – ну, может быть, чуть-чуть меньше. “Я разве что под трамваем не лежал!” – в шутку любил говорить он, выступая по 1-му каналу “Останкина” Американского ТВ. Целые дни он проводил в своем зверинце, но чего-то ему явно не хватало. Кого же? Естественно, русского медведя!
Из рассказов о далекой России Майкл слышал, что там есть Красная площадь, а на ней – Мавзолей Ленина, в котором живут медведи, настоящие русские медведи! А Ленин вообще был самым знаменитым педофилом – Майкл знал об этом, он читал рассказы Зои Воскресенской, очень откровенно описавшей все его забавы с русскими мальчиками и девочками. Девочки Майкла не интересовали совсем и никогда, а вот мальчики и медведи – о! Это о!
“Ленин так любил детей, что не мог им отказать! Это же надо! Россия – единственная страна в мире, где любовь к детям узаконена, где дети – единственный привилегированный класс, где все лучшее – детям, где так вольно дышит педофил! – думал Майкл, немножко возбуждая себя рукой (совсем чуть-чуть). – Вот брошу все и поеду в Россию, страну медведей и педофилов!”
Майкл давно мечтал о России, вожделел по ней. Но все как-то не удавалось там побывать. Однажды, когда все уже было готово к поездке, Майкл сильно отравился, впервые в жизни выпив “Пепси-колы”, которой его угостил один очень симпатичный мальчик. Чтобы избежать скандала, “Пепси” дала Майклу кучу денег, а он стал всем рассказывать, что новое поколение, оказывается, выбирает именно “Пепси”, хотя сам после этого стал с мальчиками поосторожней…
У Майкла было столько мальчиков, что он со счета сбился. “Ты… это… – поосторожней! – говорили ему многочисленные чернокожие братья и сестры. – СПИД не спит!” Майкл был глуховат на ухо и отвечал: “Да нет, ничего, они все со мной спят! Все! До единого!” Все ему было трын-трава.
Больше всех была недовольна Лиза Тейлор, которая никак не могла забыть своего позора перед Майклом, а тот на ней все не женился и не женился. “Так и в девках засидеться можно!” – подумала Лизавета и решила отомстить педофилу-обманщику, написав на него анонимку за собственной подписью народной артистки в местное отделение полиции. Майкл в срочном порядке решил уехать в Россию, где ему уже обещали гражданство в обмен на выдачу коммерческих тайн американского всесоюзного шоу-бизнеса.
В Шереметьево Майкл прилетел женщиной. В самолете ему вдруг стало душно, плохо, одним словом – нехорошо. Он забылся тяжелым сном. Ему снились русские мальчики, Нос Гоголя и медведи. Еще ему снилось, что он – женщина, и от этого нет никакого спасения. Когда Майкл наконец проснулся, то обнаружил у себя хорошо сформировавшиеся формы, месячные и бешенство матки. Он прям не мог усидеть на месте – так бешено ему хотелось медведя, нет – медведей, много медведей!
В Москве Майкл оттянулся по полной программе. Произошла только одна досадная неприятность: перед самым концертом в Лужниках один из медведей с Красной площади наступил ему на ухо. Кроме этого, он еще плохо справлялся со свалившимися на него проблемами: обильные месячные и совсем скудные суточные.
Как всякая избалованная женщина, Майкл любил советских солдат. Он отправился в Таманскую дивизию, где с ним произошла еще одна досадная неприятность: в самый неподходящий момент, когда он проходил уже через десятые или одиннадцатые “руки”, у него отвалился нос. “Фу ты, гадость какая!” – в один голос сказали солдаты образцово-показательной Таманской дивизии, и у них разом пропала эрекция.
Майкл чуть не заплакал от досады! Он снова вспомнил детство, отрочество, юность, зрелость, он вспомнил одноногого Пушкина и некрасивого Гоголя, он вспомнил огромного своего папашу Джима и маленькие подленькие глазки дедушки Ленина на обложке книги Зои Воскресенской, изданной для служебного пользования спецотделом ЦРУ, почетным работником которого Майкл был, вспомнил всех русских мальчиков-медведей, которых имел он и которые имели его; перед его затуманенным взором снова проплыли толпы возбужденных милиционеров и омоновцев на его концерте в Лужниках…
Он понял, что Россия – это страна неограниченных сексуальных возможностей, что в России можно все, но это – не для него. Не для него все это! Майкл тут же вышел на связь с двойным агентом Елизаветой Тейлоровой и настучал ей по азбуке Морзе: “СТАЛ ЖЕНЩИНОЙ ТЧК ВСТРЕТИЛИ ХОРОШО ЗПТ РАЗВЛЕКАЛИ КАК МОГЛИ ТЧК ОКОНЧАТЕЛЬНО ЛИШИЛСЯ СЛУХА И НЮХА ТЧК НЕ МОГУ ТАК БОЛЬШЕ ВОСКЛ МУЧИТЕЛЬНО БОЛЬНО ЗА БЕСЦЕЛЬНО ПРОЖИТЫЕ ГОДЫ ВОСКЛ ВЫХОЖУ ЗАМУЖ ТЧК КОНЕЦ СВЯЗЕЙ”.
Из России Майкл уезжал неудовлетворенный.
КОНЕЦ.
Эрослав Могутин,
народный американский культуролог
По материалам западной прессы.
