НЕПОКОЛЕБИМАЯ

Людмила Георгиевна пригласила к себе домой, на четырнадцатый этаж высотки на Котельнической набережной. Извинилась, что встречает в халате, пожаловалась на подскочившее давление (“под двести зашкаливает”). Проводила в симпатичную комнату, увешанную подлинниками картин. Предложила не торопиться включать диктофон (“давайте сначала немного пообщаемся, почувствуем друг друга”).
Я откровенно обрадовался неожиданной передышке. Никак не мог нащупать тональность предстоящего разговора. Почему? Это же ЗЫКИНА! Назвать женщину ветераном – по меньшей мере бестактно. Поэтому тут более употребим эпитет “живая история”. Как иначе прикажете величать человека, который, кажется, существовал на советской эстраде всегда?

ДЕЛА НАСТОЯЩИЕ…

– Людмила Георгиевна, я месяца три, извините за слово, охотился за вами, пытаясь вклиниться с этим интервью в график ваших поездок. Гастроли?

– Действительно, в последнее время я часто и подолгу бываю в разъездах. Мои маршруты – российская глубинка, отдаленные деревеньки и хутора. Связано это и с концертной деятельностью, и с работой в качестве президента Академии народной культуры России. Я пытаюсь добраться в места, где еще сохранилось то, что составляет золотой фонд нашей национальной культуры.

– Академия существует, кажется, не так давно?

– Нам скоро уже три года. Я говорю “уже”, ибо сегодня, как и во время войны, надо год за три считать. Одних только глав правительств в России сколько поменялось, вспомните: Власов, Силаев, Гайдар… Поскольку культуре без государственной поддержки никак не выжить, приходится искать понимание в высших эшелонах власти. Справедливости ради надо сказать, что к нашим проблемам всегда прислушивались. Вот и Виктор Черномырдин положительно отозвался о деятельности академии, обещал помощь.

– Уже и Черномырдин?

– Ну, Виктора Степановича я знаю давно, еще с той поры, когда он в Оренбурге работал. Позже встречались в Тюмени. Это высокообразованный специалист, интеллигентнейший человек, настоящий руководитель. Ему не нужно ничего объяснять, Виктор Степанович сам схватывает суть дела. Понимаете, наш премьер прожил большую трудную жизнь. Опыт и подсказывает ему трудные решения. Я рада, что в такой момент во главе правительства оказался именно этот человек.

Я также имела беседу и с Владимиром Шумейко и в нем увидела заинтересованного собеседника. Очень важно, что даже несмотря на тяжелейшую ситуацию в экономике, правительство не забывает о проблемах культуры.

– Интересно, а к Егору Гайдару вы за поддержкой обращались?

– Нет. Мне почему-то казалось, что мы не найдем общего языка с этим человеком. Я не хочу утверждать, что Егор Тимурович чужд вопросов культуры, но у меня возникло твердое убеждение, что мы не поймем друг друга. Согласитесь, даже в деловых отношениях человеческий контакт чрезвычайно важен. Я доверяю своей интуиции, а она подсказала мне, что тут ничего не получится.

– Ну а на Бориса Николаевича выходили?

– Пока в этом не было острой нужды.

Но вас, я понимаю, интересует, знакома ли я с Ельциным? Да, как и Черномырдина, знаю его с начала 80-х годов, когда Борис Николаевич руководил Свердловской областью. Помню, он лично пригласил меня выступить на юбилее “Уралмашзавода”. Позвонил и говорит: “Люда, приезжай, пожалуйста”.

И звезду Героя Соцтруда я получила не без помощи Бориса Николаевича.

– Каким образом?

– Ельцин в ту пору был уже первым секретарем Московского горкома КПСС и по существовавшему тогда порядку утверждал списки представленных к государственным наградам. Он и поддержал ходатайство, касавшееся меня.

– Борис Николаевич обращался к вам на “ты”, а вы к нему?

– Я никогда не позволяла себе никому “тыкать”. По моему разумению, “ты” можно говорить лишь тогда, когда достигнешь известной близости в отношениях с человеком. Подобный подход привила мне Екатерина Фурцева.

Екатерина Алексеевна, будучи министром культуры Советского Союза, всех называла только по имени и отчеству. Подчеркнуто уважительное отношение неизменно вызывало ответную реакцию.

– Упомянув Фурцеву, вы, Людмила Георгиевна, облегчили мне задачу. Признаться, я не знал, как подступиться к этой теме: сколько уж времени прошло, а имя Екатерины Алексеевны по-прежнему окружено таким количеством легенд и небылиц…

– Что, на мой взгляд, очень красноречиво свидетельствует о том, какой неординарной, если не сказать уникальной, личностью была Фурцева. О других министрах культуры почему-то ведь не судачили и не судачат?

Я знала Екатерину Алексеевну на протяжении десяти лет, и всегда она была для меня лидером, я очень многому у нее научилась. Болтают всякое, но я готова чем угодно поручиться, что Фурцева была человеком исключительной порядочности и честности. Конечно, порой она излишне эмоционально реагировала на то или иное сообщение, событие, но, поостыв, обязательно старалась как-то сгладить свою горячность, сделать что-то хорошее тому, кого ненароком могла обидеть. То, что Екатерина Алексеевна якобы брала взятки, чушь, вздор!

Я не вправе называть себя ее лучшей подругой, но у нас в самом деле существовали достаточно близкие отношения. Много раз Фурцева приходила сюда, в эту квартиру, садилась за стол, за которым сейчас сидите вы, и мы вели доверительные разговоры. Да, я много знаю о Екатерине Алексеевне, но рассказать этого не могу, поскольку живет в Москве дочь Фурцевой, которой моя откровенность может повредить. Скажу лишь, что именно дочь служила одной из причин для серьезных волнений Екатерины Алексеевны. Вообще Фурцева была по-женски несчастлива.

– И к вам она приходила по-бабьи поплакаться?

– Не то чтобы поплакаться, но должна же она была с кем-то делиться собственными проблемами, поскольку возможности проявить слабость на людях не имела.

Потом еще эта история с дачей… Сначала ее оценили в одну сумму, потом неожиданно назвали втрое большую. У Екатерины Алексеевны не было никогда никаких особенных богатств, драгоценностей. Ради этой дачи она все, что имела, распродала. Например, у нее была одна-единственная шубка, правда, норковая, ее Слава Зайцев пошил… Об этом сегодня просто смешно рассказывать! Нынешние чинуши без зазрения совести строят себе из государственных материалов особняки стоимостью в десятки миллионов рублей, приватизируют все, что понравилось или плохо лежит. Никого и ничего не боятся! А мы Фурцевой косточки перемываем, бог мой!

– И все же, Людмила Георгиевна, были еще какие-то истории с банями…

– Да, ходили мы с Екатериной Алексеевной в баньку попариться, ну и что? Не вижу в этом ничего предосудительного. Каждый волен расслабляться как считает нужным. Тем более что мы посещали не какую-нибудь спецбаню, а самую обычную – Центральную, куда доступ никому из смертных не заказан. Оргий, пьянок никогда там не устраивали. Клянусь, рюмки спиртного не выпили. О Фурцевой говорят, что она злоупотребляла алкоголем, но правильнее будет сказать, что некоторые люди пытались ее спаивать. Зачем это делалось – понятно. Таким образом старались подкатиться к министру, завоевать расположение Екатерины Алексеевны. Помню случай. Российская делегация летела с концертами в Алма-Ату. В салоне самолета находилась труппа Большого театра. И то один артист, то другой бежал с рюмочкой, чтобы лично засвидетельствовать свое почтение министру. Но Фурцева загородила проход в первый салон, где сидели мы с ней, и никого не пустила. В результате она прилетела в Казахстан абсолютно трезвая, хотя представляете, в каком состоянии могла бы быть?

Есть у меня в запасе и другие примеры. Но, честно, я не вижу смысла их приводить. Если вы верите мне, то достаточно уже сказанного, если же не верите, то новые факты ничего не изменят. Я считаю так: на каждый роток не накинешь платок. Обо мне, скажем, распускали сплетни, что я алкоголичка. На самом же деле я спиртного практически не пью, не приучена да и удовольствия большого не испытываю. Во всяком случае, в жизни не напивалась и пьяной меня никто не видел, однако это не мешает кое-кому ляпать языками.

…И БЫЛЫЕ

– Продолжим разговор о ваших контактах с сильными мира сего. Например, с Никитой Сергеевичем вас что-то связывало?

– Чтобы не повторять потом, сразу скажу: знала я практически всех наших руководителей последних десятилетий, но ни с одним личных или близких отношений не имела. Все оставалось на уровне “исполнитель – слушатель”.

Относительно Хрущева. На 70-летии Никита Сергеевич попросил меня спеть “Течет река Волга”. Я только одну строчку в последнем куплете заменила, вместо “мне” пропела “А Вам 17 лет”. Хрущев сказал: “Раз сама Зыкина говорит, что мне семнадцать, то я не буду торопиться уходить на пенсию, поработаю еще с вашей помощью”. Все, как водится, зааплодировали.

На следующий день я улетела на двухмесячные гастроли в США. Поездка была напряженная, колесили по всей стране, из гостиницы – в гостиницу, из одного города – в другой. Иногда по нескольку суток не получали вестей из дома. Как-то перед очередным представлением нам сообщили, что после концерта состоится пресс-конференция. Я уже успела к этому привыкнуть, поэтому и отнеслась спокойно. Но первый же вопрос был поставлен так, чтобы вывести нас из равновесия. Спросили что-то провокационное о нашей премьере. На несколько секунд в зале повисла тишина, а потом я постаралась обратить все в шутку. Только позже я узнала, что Хрущева на пленуме ЦК сняли со всех должностей и отправили на пенсию.

Вот и все мое общение с Никитой Сергеевичем.

Кстати, в той же поездке по США я познакомилась с музыкантами группы “Битлз”. Они тогда были безумно популярны. Мы встретились на каком-то из концертов. Один из “битлов”, сейчас уже не вспомню, кто именно, предложил сделать свою аранжировку песни “Ивушка”, может, помните, была у меня в репертуаре такая? К сожалению, у меня не оказалось с собой нот, а больше мы не встречались. Правда, позже музыканты “Битлз” прислали мне в Москву несколько своих пластинок.

– Можно полюбопытствовать?

– Увы, у меня украли эти пластинки. Точнее, я дала знакомым переписать их на магнитофон, а вернули мне пустые конверты, без самих дисков. Пропажи я хватилась не сразу да и скандалить не захотела.

– Ваш контакт с “Битлз” – это очень интересно и неожиданно…

Однако вернемся к политикам. Помню ваше выступление на каком-то высоком собрании и реакцию на него сидевшего в президиуме Горбачева. Вы призывали Михаила Сергеевича покончить с расхлябанностью, анархией и потуже закрутить гайки. Вас провожали овацией. Телекамера крупно показала Горбачева, он радостно улыбался и аплодировал вместе с другими.

– Это было на всесоюзной встрече ветеранов войны и труда. Выступать я не собиралась, но в перерыве мне сказали, что Михаил Сергеевич просит меня подняться на трибуну. Говорила я от чистого сердца, так, как думала. Что реакция в зале была именно такая, меня совсем не удивило. Там ведь собрались люди моего поколения и старше. Мы привыкли всю жизнь работать, подчиняться дисциплине, и, конечно, нам больно было смотреть, как под демократическими лозунгами разрушалось то, что мы строили на протяжении десятилетий. Я, например, после четвертого класса школы пошла на завод, к станку, работала токарем. Понимала: идет война, Родина нуждается в защите. А сегодня слово “родина” стали со строчной буквы писать…

Тогда, на совещании, мне показалось, что моя речь не просто понравилась Горбачеву, а помогла ему что-то понять и решить для себя. К сожалению, я ошиблась. Этот человек оказался не способен остановить разрушительный процесс, начавшийся по его вине. На совести Михаила Сергеевича лежит тяжкий грех.

– Надо полагать, вопрос о вашем отношении к распаду СССР неуместен?

– Это величайшая трагедия. Не надо только объяснять все объективными историческими причинами! Просто люди рвались к власти, и развал Союза показался им наиболее коротким путем к цели.

Я убеждена, что и весь этот спектакль с путчем, с героической обороной Белого дома нужен был лишь для того, чтобы устранить неугодных, отправить в отставку оппонентов. Для многих абсолютно ясно, что и Горбачев, и Ельцин заранее знали о создании ГКЧП. Просто у каждого была своя роль, свой расчет. Один выиграл, другой проиграл. Впрочем, бог с ними, это можно было бы считать их личным делом, но обиднее всего то, что народ держали и держат за массовку, толпу, подыгрывающую вождям.

Я высказываю свои субъективные взгляды, признавая, что в политике я человек малограмотный, фактически – дилетант. Но никто не лишал меня права иметь собственную гражданскую позицию. Многое из того, что творится, не поддается, по моим понятиям, никакому логическому объяснению. Вспомним эту историю с тремя мальчиками, погибшими в августе 91-го. Я не спрашиваю, зачем нужно было бросаться с голыми руками под бронетехнику, выводимую из города. То, что сделано, уже сделано. Ребятам посмертно присвоили звание Героев Советского Союза, похоронили со всеми мыслимыми почестями, на их могилах открыли памятники, семьям погибших по сей день оказывается материальная помощь. Все нормально? Тогда объясните, почему, когда умер трижды Герой Советского Союза прославленный летчик Иван Кожедуб, его вдове выделили только двадцать тысяч рублей на памятник? Это что – насмешка, издевательство? Неужели легендарный ас сделал для страны меньше троих ребят и вообще – почему возможными стали такие сравнения?

– Кажется, отпала необходимость и в вопросе о том, как появилась ваша подпись под знаменитым “Словом к народу”, которое позже окрестили идеологической программой ГКЧП.

– Господи, какая программа? Но если вы хотите знать, я как раз “Слова” и не подписывала. Мне позвонили по телефону, прочитали несколько абзацев. Мысли мне показались здравыми, я попросила привезти мне полный текст. Никто не приехал, а потом я увидела уже публикацию в газете. Но кстати, я и сегодня не вижу в “Слове” ничего предосудительного. Какая крамола в призывах к спасению своей страны?

– Людмила Георгиевна, как вы полагаете, подобными речами вы приобретете сегодня среди читателей газеты больше сторонников или противников?

– Поверьте, меня в данной ситуации это абсолютно не волнует. У нас идет откровенный разговор, и отвечая на такие вопросы, я не могу кривить душой.

“НЕ ПРЕДАЮ!”

– Эмма Евгеньевна Язова показывала мне семейные фотографии, где вы запечатлены в обществе одного из главных ГКЧПистов.

– Для меня Дмитрий Тимофеевич никакой не ГКЧПист, а большой друг. Он им был и останется. Если вы рассчитывали, что я стану сейчас отрекаться от этого человека, то глубоко ошиблись.

С Язовым я познакомилась, когда он был всего лишь майором, служил на Дальнем Востоке. Потом на время наши пути разошлись, а снова мы встретились в Чехословакии, когда Дмитрий Тимофеевич носил уже генеральские погоны. С той поры мы уже не теряли связь.

Помню первую встречу в Москве. Был какой-то прием в Кремле. Язова только-только перевели в Министерство обороны. Вижу, ко мне через весь зал летит Эмма Евгеньевна с распростертыми объятьями…

– То, что руководимый вами ансамбль “Россия” получил помещение рядом со штабом сухопутных войск, связано с должностью, которую занимал Язов?

– Никоим образом. Мы въехали в это здание задолго до того, как Дмитрий Тимофеевич стал министром обороны.

– Как вы восприняли события августа 91-го применительно конкретно к Язову?

– Я никогда не верила, не верю и сейчас, что этот человек мог вступить в антиконституционный заговор. И уж тем более вступить из стремления к личной власти. Того, что он имел, было более чем достаточно, чтобы не желать каких-то дополнительных полномочий. Это нынешним руководителям все мало, пытаются исхлопотать для себя что-то сверх положенного.

– Вы навещали Дмитрия Тимофеевича в “Матросской тишине”, носили ему передачи?

– В этом было бы что-то демонстративное, показушное. Наша дружба не нуждается в каких-то публичных доказательствах.

Не проходило недели, чтобы я не перезванивалась с Эммой Евгеньевной, не узнавала новости из “Тишины”. На тот период, считаю, этого было вполне достаточно. Язовы знают: если от меня потребуется конкретная помощь, я окажу ее не задумываясь.

– Известие об освобождении Дмитрия Тимофеевича из следственного изолятора стало для вас неожиданностью?

– В минувший вторник с утра я разговаривала с Эммой Евгеньевной, и она еще ничего не знала о предстоящем событии. А вечером, услышав сообщение по телевизору, я бросилась звонить Язовым. Конечно же, я обрадовалась, что Дмитрий Тимофеевич дома. Уверена, что, если суд будет объективным, он полностью оправдает всех обвиняемых по делу ГКЧП. Это достойнейшие, порядочные люди!

– Слушаю вас, Людмила Георгиевна, и удивляюсь тому, что вы никогда не состояли в КПСС. Этакий беспартийный коммунист.

– Я трижды подавала заявления о приеме в партию. Но в первый раз написала тушью, что оказалось нарушением каких-то там правил. Я делала это, естественно, не специально. Просто переписывала ноты и забыла перезарядить ручку. Очень тогда обиделась, что из-за какой-то формальной придирки меня “завернули”. Когда решилась на второй заход, отвод был иным. Меня обвинили в аморальщине из-за того, что я разошлась с мужем. И говорил мне это человек, который за несколько лет до этого бросил жену с маленькими детьми. А ведь никто не знал, что уже после развода я четыре месяца кормила на свою зарплату заболевшего бывшего мужа… Еще у меня был выговор по комсомольской линии: я направила в колхоз на картошку хористов, а скрипачей из оркестра не пустила, пожалела их руки. В райкоме мне сказали, что я слишком бережно отношусь к пятому пункту: мол, евреев защищаешь. Я сказала: не евреев защищаю, а людей ценю.

Третий раз мне отказали из-за того, что я только год проработала на новом месте. Все. Больше я и не пыталась. После сорока, считаю, поздно вступать в любые политические организации.

А кроме того, время наглядно показало, что не партбилетом в кармане определяется сила убеждений. Разве среди бывших членов КПСС, занимавших видные посты, мало таких, кто поспешил вывернуться наизнанку?

– Когда вы говорите об этом, у вас даже выражение лица меняется, оно становится каким-то твердым, если не сказать злым.

– Я не могу с любовью говорить о предателях, извините уж. Почему я должна скрывать свое отношение к тем, кто втаптывает в грязь то, чем я гордилась?

Я народная артистка не только Советского Союза, но и Азербайджана, и Узбекистана, и Казахстана и некоторых других бывших советских республик. Но это же сегодня заграница! Моя подруга Мария Биешу живет в Кишиневе, прикажете теперь брать визу в посольстве Молдовы?

– А может, тут еще и личная обида? Вы – лауреат Ленинской премии, Герой Соцтруда, а вас от 2-й поликлиники открепили…

– При чем тут поликлиника? Это рабочие моменты, я и без этого проживу. Льготами я никогда не пользовалась, звездой Героя не щеголяла.

– Служебная “Волга” тем не менее у вас есть.

– Министерство культуры выделило.

Если же действительно говорить, о чем я еще жалею, так о том, что не могу в Крым поехать. Я привыкла там каждое лето отдыхать, а вот уже три года пропускаю.

– Почему?

– Бывшие санатории 4-го управления теперь ведь принадлежат Украине… Ничего, я у Ким Ир Сена в Корее хорошо время провела.

– Какими судьбами там оказались, неужто специально на отдых?

– Да, так получилось. Ансамбль “Россия” был на 80-летии главы корейского государства. Ким Ир Сену так понравилось, как мы исполнили несколько корейских народных песен, что он предложил мне самой выбрать себе подарок. Тогда я и сказала, что давно по-человечески не отдыхала. Сказала – и забыла. Но не забыли в Корее. В прошлом году я замечательно там отдохнула.

– Почему-то кажется, что вы и с Фиделем Кастро должны дружбу водить.

– Дружбой это не назову, но когда была на Кубе, встречалась. Приятный мужчина.

“НЕ ПРОДАЮ!”

– Не знаю, как для кого, но для меня было большой неожиданностью даже не то, что Борис Моисеев назвал вас среди своих любимых леди, а что пригласил участвовать в собственном юбилейном шоу.

– Для меня это не стало сюрпризом. Не могу сказать, что столь уж внимательно слежу за творчеством Бориса и его трио “Экспрессия”, но что мне знакомо, позволяет с уважением относиться к этому человеку. Я догадываюсь, чем вызвано ваше недоумение. О Борисе болтают много всякого. Но, по-моему, вы уже имели возможность убедиться, что я не питаю доверия к слухам, полагаясь на собственное мнение. В Моисееве я ценю художника.

– Если не секрет, что вы испытали, когда Борис на сцене назвал вас своей мамой?

– Что может чувствовать женщина в такую минуту? Словом “мама” не бросаются… Говорить о том, хотела ли бы я иметь такого сына, как Борис, наверное, в данной ситуации несколько смешно, поэтому я просто отвечу вам, что подобное отношение людей к себе нужно завоевать. Равно, как и ценить его.

Чтобы закончить “моисеевскую” тему, скажу, что не надо торопиться записывать меня в старорежимные ханжи. Я в состоянии воспринимать новое, современное.

– Словом, нынешний шоу-бизнес вас не шокирует?

– Я говорила сейчас о другом. Если же касаться темы шоу-бизнеса, то я не приемлю сам этот термин, его внедрили те дельцы, которые стремятся поскорее любой ценой набить свои карманы. Для них нет специальной разницы, торговать ли колготами в коммерческом киоске или женским телом на сцене.

Речь нужно вести о культуре. Ее теперешнее положение меня действительно шокирует, больно ранит. Голова кругом идет от засилья бездуховности, безвкусицы, непрофессионализма. Куда ни глянь – или орущие патлатые юнцы с гитарами, или обнаженные девицы…

Еще раз повторю: я не ханжа. Помню, смотрела стриптиз в Лондоне. Это было настоящее искусство. Я, женщина, с интересом и волнением следила, как красиво на сцене раздеваются пять артисток – ни намека на пошлость! Была и в парижском “Лидо”, где измученные девушки отрабатывают по нескольку сеансов в день. Но то, что происходит у нас, ни с чем не сравнимо.

По моему разумению, настоящая женщина вообще никогда не должна показывать свою наготу мужчине. Даже любимому. Даже мужу.

– Людмила Георгиевна, вы это серьезно?

– Могу вам сказать, что я ни разу в жизни не видела голыми ни мать, ни отца. А ведь мы долгое время жили в одной комнате! Родители никогда не позволяли себе появляться обнаженными не только передо мной, но друг перед другом.

– Теперь я начинаю понимать, почему так долго твердили, что в СССР секса нет. Под ним, очевидно, подразумевалось нечто позорное и грязное, чем можно заниматься только в темноте, плотно укутавшись одеялом.

– Никогда нельзя раскрываться полностью, должна оставаться в женщине какая-то загадка, таинственность.

– А как же древние, ваявшие обнаженную женскую натуру? Неужели кто-то разгадал тайну Венеры или Афродиты? Впрочем, оставим эту тему. Я хоть и обескуражен, все же рискну задать вопрос о ваших поклонниках.

– Да, я нравлюсь мужчинам, у меня было много почитателей. Но я любила немногих. Те, кто нравился мне, почему-то меня боялись и стали признаваться в любви лишь много лет спустя. Такова, наверное, судьба всех сильных женщин. Я всегда все делала сама, не рассчитывая ни на чью помощь. Хотя, конечно, временами так хотелось почувствовать себя слабой и зависимой…

– У вас очень уютно в квартире. Можно спросить, с кем вы живете, Людмила Георгиевна?

– Одна. К сожалению, у меня нет родных братьев и сестер, а сводный брат, для которого я очень много сделала, повел себя непорядочно. Ради него я разменяла квартиру, он получил отдельную, в этом же доме, и сдал ее каким-то людям. Своих детей отвез за пятьсот километров от Москвы, в деревню, где купил дом…

Я забрала от этого пьяницы племянницу в интернат, на выходные девочка приходит ко мне.

– Хозяйством вы занимаетесь сами?

– Готовить очень люблю. А вот убирать в квартире – не моя стихия, поэтому несколько раз в месяц домработница делает генеральную уборку.

Еще мне нравится вышивать картины. На даче есть копия Ренуара, которую, говорят, даже трудно отличить от подлинника.

Сплю я мало, не больше пяти часов. Встаю очень рано, по утрам мне хорошо работается.

– Материальных затруднений, надо полагать, вы не испытываете?

– Если б жила на пенсию, наверное, сталкивалась бы с проблемами, а так… Я никогда не гналась за богатством. На гастролях нередко суточными довольствовалась, за рубежом часто вообще за гроши выступала. Правда, однажды в Австралии мне решили платить по тысяче долларов за концерт. А концертов было семьдесят. Представляете? Я не знала, что делать с такой кучей денег. До сих пор все не потратила, что-то еще осталось.

– Потихоньку продаете, наверное, валюту, меняете на рубли?

– Что вы! Я в жизни ничего не продавала. Натурально! Мне иногда пишут: Людмила Георгиевна, пришлите, пожалуйста, какое-нибудь свое старое платье. Увы, не могу. У меня много двоюродных сестер, племянниц, все им отдаю. А вы говорите “продаете”…

ХЭППИ ЭНД

– Людмила Георгиевна, кажется, все темы обговорили, а ощущение недосказанности остается.

– Это потому, что вы не задали вопрос, без которого раньше не обходилось ни одно интервью: счастливы ли вы? Могу вам честно ответить: да, счастлива!

Андрей ВАНДЕНКО.


Андрей Ванденко

Победитель премии рунета

Оставьте комментарий

Также в этом номере:

ВОСПИТАНИЕ НЕОБЯЗАТЕЛЬНОГО ЧЕЛОВЕКА
ИЗ РИСТАЛИЩА – НА ПОЗОРИЩЕ
СЕМЕЙНЫЙ СКАНДАЛ?
КУБА – SI
ЗАГАДОЧНЫЙ РЕКОРД
КУМИРЫ ЕЛЕНЫ ОБРАЗЦОВОЙ
БОГДАН ТИТОМИР. Любимая женщина
РОЖДЕНИЕ НАЦИИ


««« »»»