В последнее время о могущественной организации, созданной сразу после Октябрьского переворота “железным Феликсом”, пишут много и охотно. Но немногие из авторов этих публикаций отважились рассказать о своих контактах с ведомством.
С 1964 года я стал работать собственным корреспондентом “Комсомольской правды” по Карагандинской области. Других корреспондентов центральных газет в Караганде не было. Для публикации одной статьи понадобилась виза областного управления КГБ. Так я познакомился с капитаном Дружининым. Вернувшись минут через пятнадцать с визой на рукописи, Дружинин сказал, что меня приглашает к себе начальник управления.
В просторном кабинете сидел мужчина лет сорока пяти в гражданском костюме. Поднявшись из-за стола, он шагнул мне навстречу, крепко пожал руку. Лицо у него было открытое, приветливое, улыбка – хорошая. Мы поговорили о статье, которая только что была завизирована. Потом полковник спросил:
– Ну, а как живет молодежь? Какое у нее настроение?
Я вспомнил веснушчатого младшего лейтенанта, чуть насторожился, но уверенно сказал, что молодежь живет хорошо.
Полковник кивнул. Подробно расспросив меня о моих впечатлениях, неожиданно сказал:
– Нам известно, что вас часто посещает некто Хорасанов.
Корпункт и мое жилье находились в одной квартире.Часто приходили разные люди. В том числе приходил и бывший боксер-перворазрядник Костя Хорасанов – тучный, неповоротливый, но всегда доброжелательный, услужливый. Он сотрудничал с областной газетой “Индустриальная Караганда”.
“Все знают”, – мгновенно отметил я. И признался, что Костя – мой частый гость.
– Замечательно! – одобрил полковник и после небольшой паузы добавил: – Вы часто бываете в Москве… Может случиться так, что Хорасанов попросит вас привезти из Москвы маленький чемоданчик или какой-нибудь сверток. Скорее всего передадут вам это в аэропорте. А может быть, совсем наоборот: чемоданчик или сверток вы получите в Караганде. Если это произойдет в Москве, то сразу после вылета самолета зайдите к командиру корабля и попросите его срочно связаться с нами. А если поклажа вам будет передана тут, – начальник управления усмехнулся, – ни о чем не беспокойтесь!
Я согласился.
Видимо, оценив мою готовность сотрудничать, полковник пояснил:
– У нас есть сведения: Хорасанов – посредник в операциях с золотом.
Затем он и Дружинин попросили у меня разрешения использовать корпункт для конспиративных встреч оперативников с их агентурой.
– Надо будет позвонить в редакцию и спросить “добро”, – ответил я.
– Ни в коем случае! – Начальник управления воздел руки.
Напоследок начальник посоветовал присмотреться к первому секретарю обкома комсомола Геннадию Митрофаненко.
– Непонятный какой-то. Иногда дельно говорит, а иногда такое ляпнет!
Пожимая на прощание руку, полковник небрежно спросил:
– Фамилия Несис вам ничего не говорит?
Фамилия была мне неизвестна. Но вскоре я узнал, почему на него обратили внимание комитетчики. Здесь следует сказать о том, что сразу после прибытия в Караганду у меня возникла напряженка с местной милицией. Вначале, заломив руки за спину, меня втолкнули в милицейский “газик” – я заступился за женщину, с которой грубо разговаривал постовой. “Пьян!” – таков был “приговор” милицейских начальников. Лишь вмешательство спецкора республиканской “молодежки” Геннадия Бочарова – сейчас он работает в “Литературной газете” – спасло от неприятностей. На следующий день я побывал у первого секретаря обкома партии Банникова, и начальник областного управления общественного порядка (так именовались органы внутренних дел) генерал Лунев получил хороший втык.
Окончательно же отношения с милицейскими начальниками Караганды испортились после появления в “Комсомолке” моей заметки “Выстрелы в степи”. В ней шла речь о милиционерах-браконьерах, убивших ради забавы 76 антилоп.
Отпрыск Лунева работал в Алма-Ате следователем, был уличен в получении взятки, осужден. Отец добился перевода Лунева-младшего в одну из колоний, расположенных вблизи Караганды. Генеральский сынок “срок мотал” дома, свободно разгуливал по улицам города, в колонии появлялся лишь тогда, когда отец узнавал о приезде какой-либо комиссии.
Как и Хорасанов, Лунев-младший жаждал напечататься в “Комсомолке”. Я устроил это, и генеральский сынок стал предупреждать меня о тех акциях, которые замышлялись в доме его отца.
Теперь о Несисе. В моем архиве сохранились два документа. Приведу их полностью.
“Корреспонденту “Комсомольской правды”… Мы, ответственный секретарь газеты “Ленинская смена” Брейгин Г.И. и специальный корреспондент этой же газеты Фридман А.И., доводим до вашего сведения следующее. Сегодня, 29 января 1966 г., человек, известный вам как К.Хорасанов, предложил нам взятку в размере двух тысяч рублей за то, чтобы мы в своем материале, который готовился для нашей газеты, реабилитировали зам. директора научно-исследовательского института гигиены труда и профзаболеваний Несиса А.И. Об этом факте мы немедленно сообщили в управление охраны общественного порядка. Нам было предложено пойти на встречу с Хорасановым и принять взятку. Завтра, 30 января 1966 года, мы отправляемся на эту встречу. Г.Брейгин. А. Фридман. 29 января 1966 г. 18 ч. 05 мин.”
Передача взятки не состоялась. В пожарном порядке милиционеры перевели сотрудников республиканской “молодежки” в другой номер гостиницы: там, видимо, был “глазок” и установлены микрофоны. Хорасанов в этот номер не вошел.
В результате появился еще один документ:
“30 января 1966 года приблизительно в 15 часов 45 минут корреспондент ”Комсомольской правды”… по просьбе сотрудников редакции “Ленинская смена” Г.Брейгина и А.Фридмана позвонил Несису А.И. Дома его не было. Женский голос заверил корреспондента “Комсомолки”, что как только Арнольд Израилевич придет, он сразу же позвонит. Через несколько минут раздался телефонный звонок. Приводим запись состоявшегося разговора.
Корреспондент “КП”:
– Арнольд Израилевич, мои коллеги попросили меня позвонить вам и от их имени извиниться за то, что они не смогли еще раз встретиться с вами. Они срочно вылетели в Алма-Ату.
Несис (после недолгой паузы):
– Мне очень жаль. Я хотел сообщить этим ребятам нечто такое, что помогло бы им круто изменить их мнение о том самом деле…
Дежурная телефонистка сообщила корреспонденту “Комсомолки” номер телефона, с которого звонил Несис. (Запись беседы с ней по обоюдному согласию не была занесена в регистрационный журнал.) Через справочное бюро мы легко установили, что телефон под номером 73885 установлен в квартире начальника Ленинского райотдела милиции подполковника Жермоленко Н.И.”
В тот же день Хорасанов, встретившись с Брейгиным и Фридманом на улице, предложил им организовать пикничок и, когда все выпьют и, следовательно, потеряют бдительность, передать деньги.
Несколько пояснений. Жена Несиса занималась на дому зубным протезированием. По данным областного управления КГБ золото для протезов доставлял Хорасанов. Корреспонденты республиканской “молодежки” вычислили: милиция имеет с этого дела навар.
Посоветоваться было не с кем: Дружинин куда-то уехал, а обратиться к начальнику управления я не осмелился.
Через неделю, узнав о том, что было, Дружинин схватился за голову; подтвердил, что милицейские начальники причастны к “золотому делу”, однако прямыми доказательствами комитетчики не располагают. Посокрушавшись, добавил, что они, госбезопасность, смогли бы все увидеть и все засечь, если бы пикничок происходил в открытой степи – ни лесочка вблизи, ни бугорка.
Чем закончилось дело Несиса, я не знаю. В статье Брейгина и Фридмана, напечатанной в республиканской “молодежке”, речь шла лишь о непорядках в институте, а про взятку, золото, милицейских начальников не было ни слова. Ведь недаром же говорится: не пойман – не вор!
С Дружининым я продолжал встречаться до самого отъезда из Казахстана. Он “вел” тех, кто, отбыв наказание, не имел права выехать за пределы Караганды.
– Бывшие шпионы! – утверждал капитан. – У них в зарубежных банках крупные вклады – гонорары за преступную деятельность. Эти деньги нам надо обязательно заполучить.
Видимо, по этой причине он часто выезжал за рубеж. Исчезал иногда на месяц, даже полтора. По его словам, побывал в разных странах, однако чаще всего ездил в ФРГ. Про немцев, подавших заявление на выезд, он говорил жестко:
– Шиш им! Достигнут пенсионного возраста – скатертью дорога.
Я возражал: каждый человек волен сам выбирать, где жить, это, мол, одно из слагаемых свободы и демократии. Дружинин не соглашался:
– Насмотрелся я этих самых свобод и демократий. Один с сошкой, а семеро с ложкой – вот и все.
– А у нас разве не так?
– Конечно, нет! От каждого по способности, каждому по труду.
Однажды я поинтересовался: почему мне, журналисту, не разрешают написать правду?
– Почему не разрешают? – искренне удивился Дружинин. – Пиши! Но правда правде рознь. Если твоя правда может принести вред нашей стране, то она не годится.
Летом 1966 года я возвратился в Москву. Хорасанов навестил меня в конце шестидесятых. Сидя в редакционном кабинете, все собирался что-то сказать: одним словом, ходил вокруг да около. Я держался холодно и отчужденно, и он так и не сообщил, зачем приезжал.
Сын генерала Лунева появился в 1985 году. Принес рукопись о своем почившем в бозе отце.
Мы выпили по рюмочке, вспомнили Караганду. По словам Лунева-младшего, бывший секретарь Карагандинского обкома комсомола Геннадий Митрофаненко, которого я часто “прикладывал” в газете, уже с лампасами милицейского генерала. Костю Хорасанова все же “подвели под статью”, и он получил свой срок, но не за золото. А за что, мой гость не мог сказать – жил он в Алма-Ате на одной лестничной клетке с какой-то важной шишкой.
На этом я, пожалуй, поставлю точку. Вполне уважительная причина не позволяет мне подписать эту статью своей настоящей фамилией. Но те, кого я назвал в ней, без труда догадаются, кто скрылся под псевдонимом
Юрий СОЛОВЬЕВ.
