УЧИТЕСЬ ПРОДАВАТЬ ТАЛАНТ

Андрей Кончаловский. Он снимает кино, где демонстрирует то, что исповедует.

Если он и счастливчик, как полагают многие, то из тех, кто заплатил за это такую цену, такую цену…

– Андрей Сергеевич, вы полагаете, что, сняв “Ближний круг”, вы новое слово сказали?

– А вы назовите мне картины на эту тему, которые были бы не о том, какой Сталин был плохой, какой он был лиходей и бяка. Которые хотя бы пытались объяснить, разобраться первым делом в том, отчего он так долго был обожаем. Я – попытался, потому что для меня это мучительнейший и интереснейший вопрос.

– И какой вы нашли ответ?

– А вы посмотрите… Во всяком случае у меня есть уверенность, что зрителю картина придется по душе, тронет его, потому что я пытался свои мысли преподнести облеченными в самую популярную форму – форму эмоций. Я не скрываю своего горячего стремления быть понятым как можно большим количеством зрителей.

– Я слышал, премьера фильма в самих Штатах прошла “не так чтобы очень”.

– Как водится в подобных случаях, реклама “подкузьмила”. Прокат ведь это такая вещь… Но отзывы прессы были очень благожелательные… И в России уповать на сколько-нибудь серьезный успех без рекламы и очень точного просчета всего было бы наивно, дополнительно учитывая беспрестанные какие-то пертурбации. Хотя, повторяю, если работа физически дойдет до людей, ее, я уверен, примут.

– Растолкуйте мне, отчего с такой ехидцей, в лучшем случае, сдержанно относится отечественная критика к вашим работам, особенно тем, что делались в Голливуде?

– А тут все совершенно очевидно: критика на самом-то деле имеет касательство не к фильму, но к человеку, фильм снявшему, тут важны его облик, его гены, его мировоззрение, родители, известный пункт. Вы понимаете? Я, грешным делом, и сам если смотрю картину человека, который мне неприятен или ненавистен, я на подсознательном уровне выискиваю недочеты, изъяны, огрехи… Поэтому я отношусь ко всему этому спокойно. У меня от критики мозоли натерлись! Но я вам скажу: успех и неуспех равно иллюзорны, и фиаско или афронт для меня не будут более болезненными, чем удаление зуба без наркоза.

– Андрей Сергеевич, а вы не догадыватесь, почему я об этом спросил?

– Не догадаешься тут, когда об этом спрашивает едва ли не каждый и чуть не каждый день.

…Наверное, это так: многое в отношении ко мне определяется отношением к отцу, к моим корням… Хотя даром что Никита как раз и есть папин сын, я же – мамин, на брате это мало сказалось… Но жизнь распорядилась так и не иначе, и глупо на нее таить обиду. Тем более в мои годы.

– Когда вы принимали решение остаться во Франции, были уверены, что все “сойдет с рук” опять же ввиду особого положения отца? И как он воспринял этот шаг?

– Нет, как раз я-то осознавал, что все могло быть гораздо хуже. А обошлось потому, я полагаю, что все-таки такую семью – с такими культурными корнями (Суриков, Кончаловский) трогать не отважились. А отец… Для отца это было, как конец света, и он никогда не скрывал, что относится к этому поступку как к предательству… Так что я тогда не тешил себя надеждой, что отец, ну что ли, “самортизирует удар”.

– Насколько верно расхожее суждение, что вы и Никита Сергеевич – “ходячие полярности” в том смысле, что вы – западник, а брат ваш, стало быть, славянофил?

– Мы, это правда, на разных полюсах, мы очень разные люди. Он артист во всем, он поэт, у него эмоции выше рацио. Он просто обожжен своей любовью к прошлой России… Он страстен, поэтому думаю, что он более русский. И думаю же, что он искренен в этом, он не играет, когда на абсолютном серьезе рассматривает свою роль в судьбе Отечества.

Я – другой. Я не просто чуждаюсь – я боюсь российских обожателей, потому что могу догадаться, чем это кончится… Я вообще полагаю, что не сделал бы картину “Ближний круг” такой, какая есть, когда бы не пожил вдалеке и не попытался исследовать русский характер, о котором все в один голос твердят, что он либо с Богом, либо с дьяволом, – не пожив там, не осознав, что такое суть русский… Все выворачивается наизнанку, но философия, по которой живет Россия, неизменна.

А, кстати, вы знаете, что я спорадически ощущаю себя “совком”?.. Об этом долго можно говорить, здесь много нюансов, понятных тому, кто испытывает нечто подобное там… Когда ты, например, не слушаешь собеседника, перебиваешь его, талдыча свое, – это ведь чисто российская черта. Я это с огромным опозданием осознал там… Объяснение этому не никудышное воспитание, хотя и здесь не без греха, но в тех же эмоциях, которые превыше всего. И в определенном менталитете.

Там – стремление к диалогу, воля к тому, чтобы он получился; здесь – единственно монолог, прочее – вполуха. И так – во всем.

Я впервые попал в Штаты в 1967 году, но я до сих пор открываю Америку и американцев. До сих пор я изумляю их, например, тем, что одно и то же поручение даю нескольким людям – для надежности, ибо научен горьким “совковым” опытом. Они, само собой, обижаются, ибо искренне меня не разумеют. Там, если что-то посулено, точно будет исполнено. И это распространяется на все.

– Андрей Сергеевич, вы приезжаете, уезжаете, снова приезжаете… Скажите, ваши наблюдения – они больше позитивные или?..

– Да! Да!

– …но вам не бросаются в глаза малоприятные перемены? Ничего вас не пугает?

– Если что и расстраивает, так это упорно и тупо насаждаемое чувство катастрофы, ожидание катастрофы. Кстати, тоже чистой воды российская черта.

Ничего подобного здесь нет! Мне-то как раз сдается, что именно сейчас начинается то, что можно назвать нормальной жизнью.

Так что ничего страшного в том, что происходит, я не вижу. А когда мне говорят, что “психология у наших бизнесменов кабацкая, флибустьерская, животная” и бог еще знает какая, я всегда думаю и говорю, что в самом начале было бы странно чаять, что они, новоиспеченные эти бизнесмены, сразу заделались бы современными Рокфеллерами.

– Вот интересно, как бы вы вписались в это разряд!

– Всегда можно найти себе место. Можно и нужно научиться продавать свой талант… И не говорите мне, что это звучит кощунственно!

– Андрей Сергеевич, эмиграция – это благо?

– Мне кажется, да. Это полезно. Даже утечка мозгов, о которой все сокрушаются, не трагедия, не драма. Потому что существует такая вещь, как баланс. Этот баланс уже сейчас определил возвращение сорока процентов из тех, кто уехал отсюда, это необязательно начнется завтра-послезавтра, но это обязательно будет. По разным причинам, в том числе – по ностальгии. Ибо только когда обретаешь свободу передвижения, начинает домой тянуть невероятно сильно!

Абсолютная свобода – это блеф, это фантом, таковой не существует в природе. Я вспоминаю цитату из Андре Жида относительно того, что делается с искусством, когда оно “освобождается от всех цепей” – оно “становится прибежищем химер”. Так-то.

– Прошу прощения, приведенная цитата имеет к вам какое-нибудь отношение?

– Когда я начинал, я был до невозможности нагл и раскован, я могу сказать, что тогда был абсолютно свободен. Мне и казалось все легко, и давалось легко. Я обожал сюрреализм, хотел слыть странным.

Но это не может продолжаться вечно, ибо чем далее, тем более остро ощущаешь свой потолок, свои границы.

И теперь самое главное, самое желанное – расширить эти границы; это требует циклопической работы, но когда ощущаешь, что добился своего, – это и есть счастье. Но ты точно знаешь, что длится оно лишь миг…

Четверть века тому я был уверен, что песня будет нескончаемой и длиться вечно. Это оказалось химерой… Но в то же время я отчетливо сознаю, что “ищите и обрящете”.

– Это правда, что вы вскорости попробуете себя в ипостаси педагога?

– Может быть… Не знаю, заблуждаюсь ли, но мне так кажется, что я кое-что смыслю в этом деле.

Все беды этой страны в том, что при великом множестве щедро одаренных людей в ней катастрофически мало профессионалов.

– Скажите, надежды, возлагавшиеся на отъезд, оправдались?

– Ну, раз я обрел свободу, а ничего, кроме этого, не искал…

Отар КУШАНАШВИЛИ.


Отар Кушанашвили


Оставьте комментарий

Также в этом номере:

Я ПРОСТИЛСЯ С ПОЛИТИКОЙ
ЮРИЙ АНТОНОВ. ТВ-парад
МИФ О “РУССКОМ ФАШИЗМЕ”
Фаталист
УГРЮМ-РЕКА
Валерий ЛЕОНТЬЕВ. Хит-парад
Я И КГБ


««« »»»