Усыпальница для эпохи

Ах, страна моего босоногого детства! Только в лентах из собрания Госфильмофонда можно тебя увидеть… Но это было. Я помню точно – это было, расцветали яблони и груши.

Гремит музыка, кругом – праздничные лица, и, как социалистическая мечта, устремляются в небо разноцветные шары. И каменные и бронзовые идолы, стерегущие покой этой страны, ласково улыбаются мне со своих величавых постаментов, и бьет ввысь струя огромного фонтана. А вкус мороженого… Кто из вас, воспитанных перестройкой, помнит это чудо – “торт-мороженое”? Нет, не тому радуется нынешняя непробиваемая молодежь, не за это шел на эшафот могучий старик Яков, не за то не имел подмены своей шинельке Железный Феликс. Быстрее лечь, уснуть, может, повезет, и приснится мне тот сказочный минувший рай, имя которому – ВДНХ.

…Серенький промозглый февраль над Москвой, у метро – чебуреки без мяса. Это – веление времени. Пара тупорылых рэкетиров в спецназовках с южным темпераментом разбирается с уличным фотографом. Бабулька в драном пальто продает сигареты. Рабочий и Колхозница в едином порыве тренированных тел устремились к гостинице “Космос” в надежде сдать за баксы либо серп, либо Колхозницу. Пиво по червонцу. Милиционер, робко выглядывающий из-за палатки, – разрешите проскочить? Служу Советскому Союзу!

Сегодня ВДНХ смотрится, как поблекший лоскут с цветастого платья, зацепившийся летом за куст и сейчас лежащий в грязи. Выставка с ее величественными сооружениями-пантеонами похожа на гробницу социализма. Каждый пантеон – надгробие над отраслью. И, святая всех святых, павильон “Космос” давно заколочен с парадного входа, а сбоку, в пристройке, видеосалон, где космический пришелец Шварценеггер крушит к этой самой матери все чем попадя. Он хороший, Терминатор, он за наших, и гуманитарную помощь продают тут же, не отходя. Пачка спагетти – тридцать рублей. Это не помощь, если за такие деньги… Это не гуманитарно.

При входе на выставку вас уже не встречают разноцветные вагончики, готовые за пятак умчать вас в любой конец Страны Показателей. Издерганный контролер грудью стоит на пути молодой компании, пытающейся проникнуть на ВДНХ по одному-единственному студенческому билету, и кричит контролер какой-то светловолосой девушке:

- Ах ты, буржуазная подстилка!

Та кокетливо улыбается и со вздохом отвечает:

- Если бы, дедуля…

В павильоне “Москва”, к которому обязательно приходили и загорелый узбек, и поныне дикий тунгус, и друг степей калмык, чтобы воочию убедиться, что всем обильна и сильна дорогая моя столица, весело и поныне. От разноцветья тряпок, от их крутизны захватывает дух. В павильоне “Москва” торгуют за валюту. И сероглазые девочки с московских окраин в черных колготках и мини-юбках улыбаются стынущими губами прикинутым фирмовым мэнам.

Вообще на выставке полным ходом идет ломка стереотипов. Чуть не половина павильонов отдана под какие-то фирмы без вывесок, под биржи, СП и МП. Построены какие-то аккуратные домики, около них стоят фирмовые тачки, из домиков выходят гладкие упитанные люди. На вопросы не отвечают, сторонятся нас, как смертного греха. В местном пресс-центре нашу идею сходить за разъяснениями к администрации похерили – что вы, мол, з глузду зъихалы? А некий здешний энтузиаст, голодавший в свое время против Горбачева с российским флагом в руках, теперь готовится голодать против Ельцина. И уже привязал к самодельному трехцветному флажку траурную ленту… Потому что, дескать, главная выставка страны превратилась в вернисаж достижений капиталистического хозяйства.

Свиноматке Берте весом аж в четыре центнера на политические наши распри плевать. Берта лежит в своем загоне, повернувшись к нам задом, широким, как Байконур. Служительница, чем-то смахивающая на Берту, поливает из шланга пол. У Берты и радость, и головная боль – случился опорос. И с десяток будущих рекордсменов, а ныне попросту мелких мерзавцев, суетится в соседнем загоне под красной лампой, и иногда кто-нибудь из них забегает к матери – не скоро ли обедать? Берта не ведет ни ухом ни рылом – мол, а знаешь ли ты, приблудыш, какие ныне цены? Иди, гуляй, а то сдадут тебя на Центральный рынок…

Недалеко от бертиного павильона, на котором написано бодрое и непреходящее – “выше показатели свиных кормов!” в загончике резвятся бычки. Их много, и делать им нечего, и потому бычки время от времени энергично пробавляются гомосексуальными пассами. Весна, и вообще, находка для газеты Ассоциации сексуальных меньшинств “Тема”. Впрочем, один пожилой зоофил уже тут, он как прикипел к барьеру и, завидев нас, говорит:

- Ну, дела! Ты глянь, какая у него штука, а? Эх, пропала жизнь…

Под пасмурным небом, среди иномарок и шашлыков, к которым прицениваются вечные самовольщики из стройбата, по ипподрому на орловском рысаке, сером в яблоках, скачет девятиклассница Маша. Маша одета в телогрейку и сапоги. Она живет в часе езды от выставки, но приезжает сюда каждый день, Маша не мыслит своей жизни без лошадей.

- Маша, а как его зовут?

- Кличка у него – “Шипр”…

Пусть сегодня ВДНХ называется “ВВЦ” – Всероссийский выставочный центр, пусть. От этого только больнее, потому что здесь, как в зеркале, отразилась Россия – больная, полупьяная, ни черта не желающая.. И перед павильоном с надписью “СССР” стоит черного цвета Ильич и что-то выглядывает за горизонтом – дескать, а не видать ли там Красной Армии? Слава Богу, не видать.


Игорь Воеводин

Писатель, публицист, телеведущий. Служил в армии, учился на факультете журналистики МГУ (Международное отделение). Владеет французским, шведским и болгарским языками. В СМИ как профессиональный журналист работает с 1986 года. Фотограф, автор персональных выставок и публикаций в отечественных и международных глянцевых журналах. Путешественник, обошел и объехал всю Россию. Дважды прошел Северным морским путем. Ведёт авторскую программу «Озорной гуляка» на РСН .

Оставьте комментарий

Также в этом номере:

CHERCHEZ LA FAMME
ХИТ-ПАРАД АЛЕКСАНДРА ГРАДСКОГО
ЦЕНЗУРА ОБРАЗЦА 1992
Каждый выживает в одиночку
НАШ БУЛЬВАР
НАРОДНЫЙ ХИТ-ПАРАД
УГОЛОК КОРОТИЧА – РАЗ
ЖИЗНЬ ГАРАНТИРУЕТСЯ НЕ ВСЕМ
БЕЛАЯ МАГИЯ ДЛЯ ЧЕРНОГО МЕРСЕДЕСА


««« »»»