НИКОЛАЙ БУРБЫГА,
ВАЛЕРИЙ ЯКОВ
“НОВЫЙ ВЗГЛЯД” ПУБЛИКУЕТ БЕСЕДУ И.О. ГЕНЕРАЛЬНОГО ПРОКУРОРА СО СПЕЦИАЛЬНЫМИ КОРРЕСПОНДЕНТАМИ “ИЗВЕСТИЙ”, СОКРАЩЕННЫЙ ВАРИАНТ КОТОРОЙ БУДЕТ НАПЕЧАТАН В СЕГОДНЯШНЕМ НОМЕРЕ “ИЗВЕСТИЙ”.
Со дня убийства журналиста Дмитрия Холодова прошло уже более трех недель, однако вразумительной информации о ходе и предварительных результатах расследования в прессе нет. Следственная группа, ссылаясь на соответствующие статьи закона, отказывается комментировать свою работу, справедливо опасаясь, что утечка информации может повредить расследованию. Тем не менее, учитывая огромный интерес как к этому делу, так и к материалам по злоупотреблениям в ЗГВ (из-за публикации которых, по одной из версий, был убит журналист), мы решили обратиться к руководителю Генеральной прокуратуры, который контролирует ход расследования.
Наша беседа длилась около двух часов и охватила более широкий круг вопросов, не ограничившись лишь темой расследования. Однако законы жанра вынуждают нас остановиться лишь на одной части этой беседы. Мы передаем ее почти в полном соответствии с диктофонной записью, лишь кое-где подправив стилистику разговорной речи, но стараясь сохранить интонации, паузы, которые в таком разговоре тоже несут свой смысл.
– Алексей Николаевич, как нам стало известно, на днях у вас состоялась встреча с президентом, который, в частности, интересовался и ходом расследования убийства Холодова. Не кажется ли вам, что этот разговор можно расценивать как определенное давление на ход следствия?
– Напротив. Президент не давил, а спрашивал о конкретных результатах. Он выразил серьезное неудовлетворение нашей работой и правильно сделал.
Смерть журналиста – одно из дел, которым он интересовался.
– Генерал Бурлаков отстранен от должности. Позднее было разъяснено: отстранение связано с проверкой фактов злоупотреблений и коррупции в Западной группе войск. Подключилась ли Генпрокуратура к этой проверке, и что конкретно вы проверяете?
– Я взял еще раз доклад Болдырева и на коллегии предупредил начальников управлений, отделов, что мною подписано распоряжение поднять все материалы, которые у нас есть по ЗГВ. На такую работу, которую условно можно назвать служебным расследованием, я дал десять дней, и скоро мне на стол должны лечь эти материалы. Мы хотим для самих себя понять, есть ли там что-то криминальное или нет.
А пока – меня возмущает беспардонное хамство “Московского комсомольца” – я по-другому не могу сказать – в отношении министра обороны, в отношении Бурлакова. На мой взгляд, все это напоминает кампании 37-го года. Неужели непонятно, к чему ведут огульные, бездоказательные обвинения? Сначала Бурлаков. Затем Грачев. После него – Ерин. А потом настанет очередь и самих журналистов…
Признаюсь, меня хамство возмущает, от кого бы оно ни исходило. И я считаю, что хамам надо давать сдачи. Если у вас есть что конкретное против Бурлакова, против офицеров ЗГВ, значит, надо передать это в прокуратуру и посадить преступников в тюрьму. Но если ничего нет, то и говорить об этом нечего.
– Но в том же “МК” публиковались и документы по ЗГВ, назывались конкретные факты…
– К сожалению, ничего, кроме оскорблений, я в этих публикациях не вижу. Фактуры там нет. То, о чем написано, было известно давным-давно – еще до выступлений Руцкого. И доклад Болдырева мало что добавил. Вам, кстати, известно о его приписке к этому докладу? В ней он объясняет президенту, что вот-вот будет принят закон, согласно которому лишать званий можно будет только после судебного разбирательства, и поэтому просит как можно скорее лишить генеральских званий перечисленных в докладе лиц – пока, мол, президент не утратил на это право. Кто его, дескать, знает, чем там еще обернется судебное разбирательство. Что это, как не зуд – поскорее наказать и отчитаться: проверка состоялась, виновные найдены!
– Но ведь по уголовным делам действительно проходил ряд генералов. Так неужели окружение Бурлакова да и сам главком остались незапятнанными?
– Если говорить о ближайшем окружении Бурлакова, то я не помню, чтобы кто-то проходил, не считая генерала Резяпова. Но и он замыкался на Москву – на Главное управление торговли МО.
Я ездил в ту пору в ЗГВ с проверкой сам. Встретился с работавшей там комиссией Руцкого. Она состояла из бывших его соратников по боевым действиям в Афганистане – летчиков, других офицеров… Они сидели в ЗГВ и оценивали имущество, хотя абсолютно ничего в этом не понимали.
Кроме них, там еще работал со своей группой Вячеслав Арапов – в ранге министра. Он был назначен указом президента для решения вопросов по использованию и реализации имущества и объектов ЗГВ. Я их всех – человек двадцать – вызвал к себе и попросил показать документы о результатах их работы за полтора года. Что вы сделали? Говорите об отыскании имущества? Сколько имущества вы нашли? Молчат. Ну тогда хотя бы покажите отчет о вашем пребывании здесь, какие расходы понесены, на что… И этого нет. Арапов стал ссылаться на предыдущего чиновника, все остальные тоже на кого-то, но ни одного документа так и не показали. Именно поэтому, вернувшись в Москву, я предложил прекратить эту неразбериху и поручить реализацию Госкомимуществу: там хоть специалисты есть.
– Но, может быть, Холодову удалось найти какие-то документы того времени, тем более что некоторые он цитировал…
– Ничего у него не было. Незадолго до гибели он приезжал к Главному военному прокурору, просил: дайте хоть какие-нибудь документы! У него и быть ничего не могло, кроме тех дел, которые мы расследовали, – по хищению горюче-смазочных материалов и контрабанде сигарет. Но при чем здесь Главком? В материалах следствия никакой связи с ним не просматривается.
– А “мерседесы”?
– По “мерседесам” так: мы закончим проверку, примем решение и только после этого его официально опубликуем. Пусть тогда и делают выводы.
– Однако критические публикации появлялись и в западной прессе, некоторые из них цитировались нашими газетами.
– Я в Германии познакомился с генералом Ферчем, координатором с немецкой стороны по выводу наших войск, и с министром юстиции земли Бранденбург, спрашивал их напрямую – есть ли какие-нибудь претензии к руководству ЗГВ? Если бы что-то серьезное было, они бы мне сказали. А делать выводы о ЗГВ по публикациям немецких газет несерьезно. Да, отдельные факты нарушений были, они, увы, есть и они будут, мы их не скрывали и не собираемся скрывать.
– Но войска выведены, с передачей объектов закончено, значит что – концы в воду?
– Все действующие лица сейчас на территории России, при необходимости любого можно допросить, документы все вывезены, все необходимое находится в Главной военной прокуратуре.
– Следствие по убийству Дмитрия Холодова проходит под вашим контролем?
– Да. И я должен сказать, что это не просто убийство Холодова. Все лежит значительно глубже. Человек, который готовил бомбу, прекрасно сознавал, что Холодов может открыть дипломат в людном месте – на том же вокзале, в метро, где угодно… Расчет делался на то, что будет не один погибший, а много, что поднимется большой шум, и удар в первую очередь придется по Министерству обороны, потому что Холодов писал об армии.
Я сразу говорил, когда появились версии о причастности ФСК, Минобороны – что им головы надо не иметь, чтобы пойти на такое. Тем более, что сегодня говорить о такой причастности ну просто нет оснований. Грачев может быть разный: хороший, плохой, это пусть политики оценивают. Но Грачев не вор. У нас нет оснований его в этом обвинять. Кроме того, Грачев воевал пять лет в Афганистане, был дважды ранен, он Герой Советского Союза. Мы обязаны относиться хоть к этому с определенным уважением…
– Тем не менее, следствие должно было отрабатывать все версии, и, надеемся, не на таком эмоциональном уровне, а на профессиональном?
– Естественно. Все версии, а сегодня у нас их осталось пять, отрабатывают лучшие специалисты. Но тот, кто шел на это преступление, он заранее понимал наши возможности. Заказные убийства совершают специалисты, которые прекрасно знают, как пойдет розыск. То есть они адекватно оценивают то, что может следствие.
– Значит, звучавшее в прессе предположение о том, что убийство совершил не профессионал, – ошибочно? Работал все же профи?
– Это отрабатывается как одна из версий. Скажу так: я, например, не знаком с подрывным делом, и если мне даже дать весь набор компонентов, необходимых для бомбы, собрать я ее все равно не смогу.
– Если вы с уверенностью говорите о непричастности Министерства обороны к убийству, значит, эта версия уже максимально отработана?
– Видите ли, любые версии отрабатываются до того момента, пока не найдется лицо, которое совершило преступление. Поэтому все наши версии будут в работе до окончательного раскрытия. Но сегодня у нас нет оснований подозревать министра обороны или других лиц Министерства…
– И ГРУ?
–…Посмотрим…
Нет оснований подозревать их в том, что они совершили это преступление. Я речь веду сейчас о Министерстве обороны.
– Имеет ли возможность ваша следственная группа проверять причастность к этому делу Федеральной службы контрразведки?
– Да, имеем. Совсем не значит, что коль ФСК ищет, то оно не сможет докопаться до истины, если теракт совершили их люди. У ФСК есть служба собственной безопасности, которая работает очень неплохо, отслеживает преступления, совершаемые своими же работниками. Такие есть и в прокуратуре, и в МВД, и в суде…
Должен сказать одно: мы прекрасно понимаем, что на этот раз на карту слишком много поставлено – убийство журналиста нужно раскрывать. Так просто мы это дело не оставим.
– Прошло достаточно времени. Вы уже можете сравнивать информацию, которой обладали в первые два – три дня с той, что имеете сегодня. Есть продвижение?
– Есть. И я даже большее скажу…
Все-таки я склоняюсь к тому, что мы его раскроем.
– Следствие не идет на контакт с прессой. Чем это объясняется, вашим запретом?
– Почему? Есть УПК, в соответствии с которым охраняется тайна следствия.
Я не думаю, что сейчас полезен ажиотаж. Сейчас нужно работать. Хотя у нас, к сожалению, жареный факт печатают на первых страницах, фамилии – громадными буквами… А как только раскрываем преступление, так все умолкают: чего, мол, писать – раскрыли и раскрыли.
– В программе “Итоги” Грачев заявил, что ему известны две фамилии, мы так поняли – какие силы стоят за организацией убийства. Вы как-то связывались с ним после этого, пытались выяснить, кого он имеет в виду?
– Ох, давайте не будем говорить о том, что нам известно. Давайте все-таки доведем дело до конца.
– Допускаете ли вы такую возможность, что убийство могли организовать люди, имеющие одни цели. А использовать его уже как повод для повышенной активности – совершенно другие силы и организации?..
– Согласен. Вот свежий пример – убийство депутата Мартемьянова. Тут же было все перевернуто с ног на голову и подано как политический террор – так заявил Зюганов. Хотя на деле все значительно проще… Но не будем об этом – о мертвых плохо не говорят.
– В выступлении начальника ГРУ по телевидению в связи с убийством журналиста прозвучал и вечный советский тезис о происках западных спецслужб. Отрабатывается версия их причастности?
– Отрабатывается. Я вам скажу только одно: если есть люди, которые думают, что для нас все стали большими друзьями, то они очень ошибаются. В политике нет постоянных друзей и постоянных врагов, есть постоянные интересы.
– ГРУ может вести собственное расследование этого убийства, не пересекалась ли ваша группа с их людьми?
– Я не знаю, но наверное, ГРУ не осталось безучастным к тому, что их стали обвинять. И у них есть свои методы работы, есть соответствующее поведение руководителей ГРУ…
– Но пока Минобороны не предоставило вам той информации, о которой говорил Грачев?
– У нас и своей информации достаточно, дай Бог ее обработать. А то, что будет необходимо следователям, из Минобороны, я думаю, нам предоставят.
– То, что в следственной группе работают представители МВД, ФСК, Минобороны, не сможет ли отразиться в случае если ниточки протянутся к их ведомствам?
– Нет, я так не думаю. Ерин, Степашин – это не те люди, которые будут стараться что-то скрыть. Скорее наоборот.
– Среди версий, прозвучавших в прессе, практически нигде не упоминались такие фигуры, как Баркашов, Терехов, Стерлигов, Руцкой.., которые все-таки имеют определенные силы и могли быть заинтересованы в громком скандале, чтобы взорвать общественное спокойствие и воспользоваться дестабилизацией обстановки в своих целях.
– Вы это точно подметили. Да, отрабатываются версии. Все военизированные экстремистские организации изучаются. Что можно ожидать от того же Терехова, который год назад напал на штаб объединенного командования СНГ – вопреки воле Хасбулатова, Руцкого, Ачалова. Это экстремизм, доведенный до крайности.
Так что тут есть вопросы.
– Вернемся к вашей беседе с президентом. Скажите, а его неудовлетворенность ходом расследования нельзя ли расценивать как определенное руководство самим следствием? Как его установку: Павел Грачев – не виноват. А вы, получив такую установку, лишь озвучиваете президента?
– Но тогда почему никто из членов коллегии, а у меня семь замов и 1200 сотрудников в центральном аппарате, почему никто не выступил и не поправил меня?
– Так они же люди в погонах, они вам подчинены и понимают, что может последовать за такой “поправкой”…
– Когда выступает журналист – это одно. А когда специалист – другое. Последний должен сослаться на документы. Поэтому я и заявил, что у меня как руководителя прокуратуры нет материалов по массовой коррупции в ЗГВ. И никто после этого не сказал, что такие материалы у него есть.
– Сейчас считается, что дело Холодова не столько уголовное, сколько политическое. А у нас многие громкие политические дела закончились ничем – до сих пор не раскрыты убийства Меня, Талькова, спущено на тормозах дело ГКЧП и амнистированы все путчисты – и 91-го, и 93-го годов. Есть ли у вас уверенность, что дело об убийстве Холодова будет доведено до конца?
– Еще раз повторю: никакого давления в процессе расследования этого дела мы не испытываем. Кроме одного – что это дело необходимо раскрыть…
И пока есть вероятность, что раскроем.
